Лютер перевел библию на немецкий. Проблемы перевода и особенности фразеологии «Лютеровской Библии

Все, что я есть и могу дать, по Его милости и благодати…

М. Лютер «Послание о переводе»

Знаменитые девяносто пять тезисов, прибитые в 1517 году Лютером, тогда еще монахом-августинцем, к дверям собора в Виттенберге, посеяв раздор между богословами, подняли важнейший для того времени вопрос о посредничестве церкви в отношениях между человеком и Богом. Прямым следствием его трактовки Лютером явилась необходимость религиозного просвещения народа и доступность Священного писания как духовенству, так и мирянам. Нельзя, однако, утверждать, что идея создания немецкой Библии принадлежала одному только Лютеру. Библию переводили на немецкий и до него. Со времен создания Иоганном Ментелем в 1461 году в Страсбурге первой полной немецкой Библии до 1520 года было напечатано 14 верхненемецких и 4 нижненемецких перевода Библии. Наряду с этим существовало много переводов на немецкий язык отдельных библейских текстов и огромное количество преимущественно безымянных евангельских гармоний (Perikopenbücher), а также произведений дидактического характера . Однако именно благодаря Лютеру немецкий язык «пополнил ряд «священных» языков (древнееврейский, греческий, латынь), в форму которых облекалось Священное Писание» , потому что только после Лютера можно было говорить о начале формирования не только новой христианской конфессии, но и единого немецкого языка. Ко времени Лютера первая немецкая Библия Ментеля имела больше недостатков, чем достоинств. Современник Лютера Иоганн Матезиус писал, что в юности читал эту Библию, но нашел ее всего лишь онемеченной латынью Вульгаты, а также темной и мрачной .

Особенности средневекового перевода, которыми, очевидно, в той или иной степени обладали предшествовавшие лютеровской Библии другие переводы, стоит упомянуть особо. С развитием христианства текст стали воспринимать как святыню и, следовательно, изменилось (по сравнению с античностью) отношение к переводу. Слово воспринималось как образ вещи, слово было иконично, и задачей переводчика было найти этот образ, эту икону в языке перевода, единственно нерасторжимую связь между словом и вещью, и тогда все будет переводимо. Знак один, но у разных народов он видится под разным углом зрения. Поэтому логичным для средних веков был буквальный перевод или, как его называл медиевист Буланин, «пословный принцип перевода». Таким образом, сформировались следующие основные черты средневекового перевода :

Иконичность восприятия слова объясняет стремление переводчика сохранить все возможное в оригинале и линейность перевода. Однако поскольку не всегда находилась «икона» в родном языке, возникали кальки, переводческая транскрипция (т.е. соположение фонем двух языков).
Переводчики-буквалисты не были наивными слепцами. Они создавали особый тип текста, главным критерием оценки которого была полнота соответствия доктрине. Важно было присутствие неизреченного в тексте. Непостижимость текста соответствовала трансцендентальности мировосприятия. Понятный полностью текст не признали бы, не было национальной специфики оригинала.
Парадоксальным образом наряду с иконичностью слова существовала возможность замены реалий оригинала местными реалиями (например, в поэтическом переложении Библии на древнесаксонский язык в девятом веке «Heliand» («Спаситель») пустыня, куда удалился Христос, была заменена лесом).
Переведенный текст мог перерабатываться; это связано с принципиальной анонимностью переводчика.
Доля переводимых текстов в Средние века составляла до 99 процентов (один процент - создавали сами представители данного народа), что предполагало общность текстовой культуры.

Сделать Библию понятной и доступной христианам означало для Лютера прежде всего сделать ее понятной немцам: язык для него был «ножнами, в которых находится лезвие духа» . Задача, которую он себе поставил, была не из легких - несмотря на развитие книгопечатания, немецкий народ, к которому обращался Лютер, был в основном неграмотен. Другое обстоятельство - обилие диалектов и условное деление страны на обширные языковые области - стало в свое время причиной появления нескольких вариантов перевода Библии и, как следствие, препятствием к становлению единого языка. Для Лютера была очевидна необходимость создания принципиально нового перевода Библии, позволявшего бы на простом, ясном и вдохновенном, а главное, едином, немецком языке донести до народа Истину, которая ранее если и была открыта, то только католическому духовенству - в Вульгате.

В деле перевода Библии Лютер действовал как реформатор, отказавшись взять за основу Вульгату. Прекрасное образование и собственная одаренность позволили ему дерзнуть переводить с древнееврейского и греческого. Взяв за основу орфографию и грамматику саксонской имперской канцелярии, Лютер начал с Нового Завета (незыблемость закона Ветхого Завета была в его понимании слишком тесно связана с непреложностью догматов католической церкви, поэтому обновление церкви следовало начинать с изучения Нового Завета). Во время своего вынужденного пребывания в Вартбурге, укрываясь от преследований, в середине декабря 1521 г. он начал переводить и всего через одиннадцать недель закончил свой труд. В мае 1522 г. он взял готовую рукопись в Виттенберг и проработал текст со своими сведущими в языках и богословии друзьями. В сентябре 1522 г. перевод был уже напечатан и вошел в историю как «Сентябрьский завет» (Septembertestament). Популярность Нового Завета в переводе Лютера была столь велика, что он сразу же принялся за перевод Ветхого Завета. Уже в 1523 -24 гг. были изданы первые переведенные части: Книга Иова, Псалтирь и Книга Притчей Соломоновых. Книги Пророков переводились с 1526 г. на протяжении нескольких лет. К 1534 г. Библия была переведена полностью и издана в Виттенберге. Перевод пользовался таким успехом, что еще за пять лет до завершения его Лютером печатники из других городов самостоятельно дополняли его Библию частями, переведенными другими. По меньшей мере пять таких комбинированных версий перевода уже продавались в Германии, прежде чем Лютер закончил переводить Книги Пророков. Защищая свое творение от искажений печатников (единственное, в чем Лютер, боровшийся чуть ли не за каждое слово, был готов уступить им, была орфография, так как в то время не существовало единой орфографической нормы), он начал ставить на обложку Библии свой знак - «розу Лютера» (Lutherrose).

Помимо печатников и издателей, побуждавших Лютера еще более внимательно относиться к языку и точности перевода, немаловажную роль сыграла конкуренция со стороны католиков. В то время как Лютер развивал собственную традицию перевода, католические «буквалисты» («Buchstabilisten») или продолжали «онемечивать» Вульгату, или, как это попытался сделать в 1534 г. Иоганн Дитенбергер, латинизировать уже лютеровский перевод, т.е. приблизить его оригинальную лексику и синтаксис к веками заучивавшемуся синтаксическому строю Вульгаты. Критику своего перевода со стороны католиков Лютер переживал более чем болезненно и излил всю свою ярость против досужих критиканов, а таких было немало, в «Послании о переводе» («Sendbrief von Dolmetschen») 1530 г.: «Я познал, какое это искусство и труд - перевод - на собственном опыте… Они же не пробовали этим заняться. Если кому-то не нравится мой перевод, он может не обращать на него внимания, и пусть дьявол отплатит тем, кому не нравится мой перевод и кто критикует его без моего ведома и разрешения. Если он [перевод] нуждается в критике, я сделаю это сам. Если же я этого не сделаю, пусть они оставят мой перевод в покое. Каждый из них может сделать перевод, который устроит его, - какое мне до этого дело? Писаки и паписты могут оскорблять меня, но верные христиане вместе со Христом, их Господом, благословляют меня» .

Попытки критиков потерпели неудачу, сторонников Лютера становилось все больше и больше, в том числе и потому, что, работая над синтаксисом и построением фразы, он в первую очередь стремился к тому, чтобы целые отрывки легко заучивались наизусть, что становилось возможным только если текст звучал вполне по-немецки. Одним из самых ярких примеров является изменение порядка слов в молитве Отче наш: Pater noster qui es in caelis в переводе Лютера стало Unser Vater im Himmel (Наш отец на небесах), что придало этому обращению простоту и даже некоторую простонародность. Во время Реформации во многом благодаря Лютеру даже крестьяне и ремесленники начали учиться грамоте. В этом заключалась суть переводческого метода Лютера - выразить смысл древнееврейского и греческого текста по-немецки, так как, по Лютеру, «слова существовали для смысла, а не смысл для слов» .

Перевод Ветхого Завета представлял собой значительную трудность. Приблизительно в конце XV века благодаря гуманистам была заново открыта важность знания древнееврейского для интерпретации текста Библии, и здесь Лютер пошел вслед за ними. Он ставил древнееврейский выше всех остальных языков: в 1524 г. в предисловии к Псалтири было написано: «Древнееврейский язык столь богат, что ни один другой не мог бы его должным образом заменить» . Книгу Иова, например, из-за особой возвышенности стиля, переводить было очень сложно, так как «язык ее столь могуч и великолепен, как никакой другой книги во всем Писании» . В своем «Послании о переводе» («Sendbrief vom Dolmetschen») 1530 г. Лютер свидетельствует, что, работая над Книгой Иова, он, его ближайший соратник Филипп Меланхтон и Матфей Аурогаллус могли четыре дня биться над тремя строчками . По степени сложности с Книгой Иова могла сравниться Псалтирь. Работа над Псалтирью требовала тем большего напряжения, что Лютер рекомендовал каждому использовать Псалтирь в качестве домашнего молитвенника и читать ее ежедневно.

Псалтирь, так же, как и Книга Иова, изобилует стилистическими фигурами, которые нельзя было переводить дословно из опасения потерять смысл ради сохранения образности. Перевод Псалтири длился несколько лет, в него постоянно вносились поправки; работа над 23-им псалмом (22-ым в русском синодальном переводе) показывает, как Лютер постепенно все ближе подходил к наглядной образности древнееврейского оригинала и в то же время заставлял текст по-немецки звучать все лучше. Так, в первом издании 1524 г. начальные стихи псалма дословно звучали как «Господь - пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он посылает меня пастись там, где много травы, и ведет меня к воде, которая меня освежает» («Der HERR ist meyn hirt, myr wird nichts mangeln. Er lesst mich weyden da viel grass steht, und furet mich zum wasser das mich erkulet»). После еще двух поправок в последнем издании (1545) возник вариант, величавая простота которого придает тексту такую естественность, что эти стихи сохранились в современной немецкой Библии без изменений («Der HERR ist mein Hirte. Mir wird nichts mangeln. Er weidet mich auff einer grunen Awen Vnd furet mich zum frisschen Wasser» - «Der Herr ist mein Hirte, mir wird nichts mangeln. Er weidet mich auf einer grunen Aue, und fuhret mich zum frischen Wasser»). Интересно, что варианты немецкого и русского синодального перевода второго стиха этого псалма не вполне эквивалентны: по-русски он звучит как «Он покоит меня на злачных пажитях и водит к водам тихим», по-немецки же - «Он пасет меня на зеленых пажитях и водит к водам свежим ».

Любопытно сопоставить и некоторые стихи 50-го (51-го в немецкой Библии) псалма. Например, начало псалма: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои», - в современной лютеровской Библии звучит как: «Gott, sei mir gnädig nach deiner Güte und tilge meine Sünden nach deiner großen Barmherzigkeit», что дословно переводится как: «Боже, будь милостив ко мне по твоей доброте и изгладь мои грехи по твоему великому милосердию». Вполне вероятно, что императив «sei mir gnädig» употреблен здесь, чтобы избежать появления его синонима «erbarme dich meiner» («помилуй меня»), т.е. слова с тем же корнем, что и (die) Barmherzigkeit (милосердие), однако дальнейшие несоответствия (великой милости (доброте), беззакония (грехи), множеству щедрот (великому милосердию)), очевидно, следует объяснять, исходя из древнееврейского текста. Вероятно, по этой же причине имеет место несоответствие в начале следующего стиха: «Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня» - «Wasche mich rein von meiner Missetat, und reinige mich von meiner Sünde» («Омой меня от моего преступления (злодеяния) и очисти меня от моего греха»). Следующие стихи дают еще большую пищу для размышлений; так, седьмой стих: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя» («Siehe, ich bin als Sünder geboren,und meine Mutter hat mich in Sünden empfangen») переводится как: «Вот, я рожден как грешник, и мать моя зачала меня во грехах». Двенадцатый стих представляет собой особый интерес: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» («Schaffe in mir, Gott, ein reines Herz, und gib mir einen neuen, beständigen Geist») - «Сотвори во мне, Боже, чистое сердце, и дай мне новый, устойчивый [стойкий, непоколебимый] дух» .

Стремление приблизиться к древнееврейскому оригиналу и в то же время недостаток в немецком языке эквивалентов, которые могли бы в полной мере отразить дифференцированную семантику древнееврейской лексики, побудили Лютера развивать своеобразную традицию словообразования в немецком (для обозначения абстракций ранее ею активно пользовались немецкие мистики ) - создавать сложные слова, большинство из которых без изменений вошли в современный вариант лютеровской Библии. Так, в Книге Притчей Соломоновых (4:24) сохранилось слово (das) Lastermaul («Tu von dir die Falschheit des Mundes und sei kein Lastermaul» - «Отвергни от себя лживость уст и лукавство языка удали от себя»); здесь опять-таки нельзя назвать эквивалентом русскому словосочетанию лукавство языка с точки зрения как структуры, так и значения: «sei kein Lastermaul» означает «не будь клеветником», хотя, если разложить (das) Lastermaul на компоненты и перевести их дословно, получится приблизительно то же «лукавство (порочность) языка (рта)».

Этим же способом словообразования Лютер пользовался и при переводе Нового Завета; так, например, именно благодаря Лютеру выражение «Wolf im Schafskleid» («волк в овечьей шкуре (одежде)»), Евангелие от Матфея, 7:15, стало достоянием немецкого языка. Этот пример иллюстрирует развитие тенденций словообразования до Лютера и в его собственном творчестве: еще в восточно-средненемецком переводе Бегейма (Beheim) 1343 г. имело место выражение schefinin cleidern , в варианте 1522 г. Лютер сохранил препозицию определения в родительном падеже! «…die zu euch komen s chaffskleydern» (дословно — «которые приходят к вам в одежде овец»), что позволило ему в варианте 1546 г. перейти к сложному слову: «Sehet euch für, für den falschen Propheten, die in Schafskleidern zu euch kommen, inwendig aber sind sie reißende Wölffe» («Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные») .

Одним из самых интересны х примеров подобного словообразования, принадлежащих перу Лютера, является пример с das Hohelied (Песнь Песней). В данном случае Лютер отказался от дословного перевода из Вульгаты («canticum canticorum»), который, в свою очередь, был дословным переводом древнееврейского «sir hassirim». Для передачи возвышенности, выраженной по древнееврейской традиции повтором исходного слова (как, например, «Хвалите Его, небеса небес…», Пс. 148:4) и, очевидно, по мнению Лютера, бывшей не совсем понятной простому народу, он воспользовался исконно немецкими корнями и создал слово, которое можно перевести как «высокая песнь» или «песнь высот(ы)» (от «hoch» - «высокий» и «(das) Lied» — «песня, песнь»). Тот факт, что это слово в современном немецком может использоваться как нарицательное в значении «гимн чему-либо», «лучшее произведение художника, творца», свидетельствует о целостности восприятия его смысла и по сей день.

В современном немецком широко распространены сложные слова на библейскую тематику, такие как (der) Sundenbock («козел отпущения» , (das) Kainszeichen («Каинова печать»), (die) Feuertaufe («боевое крещение»), (der) Adamsapfel («адамово яблоко»), (das) Feigeblatt («фиговый листок»), (der) Judaskuss («поцелуй Иуды»), (der) Eckstein («краеугольный камень»), которые переводятся на русский фразеологическими оборотами и являются эквивалентными последним по значению и сфере употребления. Интересно слово (der) Uriahsbrief (дословно - «послание Урии»), не имеющее эквивалентного фразеологического оборота в русском и употребляющееся для обозначения дурной вести, приносящей несчастье или даже смерть тому, кто ее передает.

Многие сложные слова подобного рода были образованы Лютером или вскоре после него, однако не всегда возможно установить их авторство; не исключено существование неологизмов, приписываемых ему, в устной народной традиции того времени (известно, что Лютер призывал своих помощников внимательно прислушиваться к народной речи в поисках понятных, простых и емких слов и выражений). Не все неологизмы Лютера дожили до современности - по языковым причинам, однако, образы и понятия, выраженные ими, как основные библейские символы, единые для всех народов, остались неизменны. Так, например, в современной немецкой Библии, Псалтирь 119(118):19, сложное слово (der) Erdengast (дословно - «земной странник») оказалось разложенным на исходные компоненты: «Ich bin ein Gast auf Erden;) verbirg deine Gebote nicht von mir» («Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих»). Образ живущего на земле человека как странника в юдоли слез был широко распространен в средневековых текстах, а затем в протестантских церковных песнопениях.

Создание неологизмов - только одна сторона вклада Лютера в обогащение лексики немецкой Библии . Благодаря ему многие старые слова получили новое значение если не в самой Библии, то через ее трактовку Лютером и его идей как богослова. Например, слово (der) Pfaffe, означавшее (католический) священник в миру, приобрело пренебрежительный оттенок (поп) в противовес слову (der) Pfarrer - пастор, (протестантский) священник. Столь частое у протестантов слово fromm означало до Лютера честный, правдивый, прилежный, а затем приобрело значение богобоязненный, благочестивый. К таким словам c переосмысленным значением предположительно можно отнести (der) Beruf (профессия), в средневерхненемецком означавшее «зов, призвание» и получившее привычное для современного немецкого значение «служба, звание, деятельность». По учению Лютера каждый призван к своей работе (деятельности) Богом, следовательно, она угодна Богу и должна восприниматься работающим как служение. В связи с этим получило новое значение само слово (die) Arbeit (работа), которое в средневековом немецком в целом означало «мука, нужда». То, что для средневекового католика было «мучением», становилось благословением для протестанта.

Известно, что подобного рода комментариями, которые должны были разъяснять суть его вероучения, Лютер сопровождал на полях свой перевод, что одновременно облегчило ему работу над катехизисом (1529), который был предназначен для образования детей, нового поколения протестантов, и поэтому нуждался в особой ясности и доступности изложения.

Комментариями он пользовался и при переводе библейских пословиц и поговорок, - именно эти комментарии в ряде случаев позволили установить авторство Лютера, точнее, доказать существование эквивалентных вариантов в народной традиции. Так, стих «Wo aber ein Aas ist, da sammeln sich die Adler» (Mф. 24:28) - «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы» он пометил как уже существовавшую пословицу; в несколько измененном виде она сохранилась и по сей день: «Wo ein Aas ist, da sammeln sich die Geier» («Где падаль - там и стервятники»). Пословица «Wes das Herz voll ist, des geht der Mund über» (у Лютера « Wes das Herz vol ist, des gehet der Mund über») - «От избытка сердца говорят уста» (Мф и. 12:34) была зафиксирована еще в 15 веке, поэтому Лютер предпочел этот вариант возможности дословно перевести из Вульгаты, о чем подробно писал в «Послании о переводе» .

Естественно предположить, что именно с появлением лютеровского перевода многие библейские пословицы и поговорки, не нуждавшиеся в замене немецкими народными эквивалентами, получили не менее широкое распространение (зачастую претерпев незначительные структурные изменения). К ним относятся такие известные фразы, как: Hochmut kommt vor dem Fall - Гордость предшествует падению (Притчи 16:18), (Und) es geschieht nichts neues unter der Sonne - (И) нет ничего нового под солнцем (Екклезиаст 1:9), Suchet, so werdet ihr finden - Ищите и обрящете (Мат. 7:7), Der Prophet gilt nichts in seinem Land - Нет пророка в своем отечестве (Мат. 13:57) и др.

Особого внимания заслуживают фразеологизмы немецкой Библии или фразеологизмы, созданные по библейским мотивам и не имеющие эквивалентов в русской традиции. К ним относится, например, выражение «Benjamin der Familie» (переводится как «баловень, любимец семьи»), в то время как в английском есть выражение «Benjamin’s mess» («изрядная доля»); семантика этих выражений объясняется значением древнееврейского имени Binjamin - букв. сын десницы, т.е.любимый сын.

Выражение langer Laban (досл. длинный Лаван), не имея эквивалентов ни в русском, ни в английском, может быть, однако, отнесено к специфическим немецким фразеологизмам с библейской тематикой лишь с некоторой натяжкой в виду его спорной этимологии. Во-первых, в Библии (Быт. 29) нет никаких свидетельств о росте Лавана, во-вторых, вполне вероятно, что это выражение, употребляемое прежде всего на севере Германии в значении неповоротливый, неуклюжий, медлительный человек, содержит реликт кельтского llabi или lleban, которому соответствуют в английском глагол to lob (тяжело, неуклюже идти, бежать) и существительное lubber (большой неуклюжий человек, увалень).

К специфическим немецким фразеологическим единицам с библейской тематикой относятся и выражения, основанные на игре слов, например, nach Beth lehem gehen (идти в Вифлеем) = zu Bett gehen = идти в постель, ложиться спать, т.е. созвучие Beth- и Bett ведет к переосмыслению значения первого выражения, которое может употребляться в совершенно прозаическом контексте.

Как видно из приведенного выше примера, переосмысляться может сама ситуация употребления выражения. Например, в притче о богаче и Лазаре (Лука 16:29) Авраам говорит: «Sie haben Mose und die Propheten; die sollen sie hören» («У них есть Моисей и пророки; пусть слушают их»). Выражение же Mose(s) und Propheten haben (иметь Моисеяи пророков) употребляется теперь как Geld haben (иметь деньги); переосмысление основывается, по-видимому, на созвучии Mose(s) (Моисей) и Moos (деньги) из синонимичной конструкции Moos haben, т.к. немецкое слово Moos предположительно восходит к древнееврейскому maoth (ср.идиш maos), что означает Pfennige, Kleingeld (пфенниги, мелочь).

Фразу «O Herr, er will mich fressen!» (досл. «Господи, он хочет пожрать меня!»), Товит 6:3 немецкой Библии , теперь употребляется шутливо, если кто-либо зевает с широко раскрытым ртом, или же просто говорится «Tobias sechs, Vers drei»(«Товита шесть, стих третий»).

Многочисленная толпа гостей может быть встречена словами «Dass mein Haus voll werde!» («… чтобы наполнился дом мой» или « Чтобы мой дом был полон!»), Лука 14:23.

Как видно, приведенные примеры не лишены интереса и, в силу своей уникальности, свидетельствуют об особом отношении немцев к Библии - здесь чувствуется протестантская простота и отличное знание текста, чему, безусловно, способствовало добросовестное изучение Библии, к которому призывал Лютер и которое стало возможно именно благодаря ему.

На становление общенациональной нормы немецкого языка, развитие книгопечатания и, как следствие, распространение образования в Германии Библия Лютера оказала ни с чем не сопоставимое влияние. В короткий период с сентября 1522 г. и до смерти Лютера в феврале 1546 г. было выпущено более 400 изданий Библии. Из них 101 только в Виттенберге. Книгопечатники Аугсбурга напечатали 61 издание, Страсбурга - 46, Нюрнберга - 39, Эрфурта - 32, Базеля - 27, Лейпцига - 25 огромными по тем временам тиражами еще при жизни Лютера. На лютеровской Библии 1984 года издания (она так и называется - die Lutherbibel), переработанной и изданной Евангелической церковью в Германии, добросовестно снабженной всевозможными глоссами, пояснениями, цветными картами и даже предположительной хронологией написания каждой отдельной книги, красуется роза Лютера.

Т.В.Ярцева, М.П.Клочковский

Журнал «Начало» №6, 1998 г.

В Новом Завете также встречаются интересные несоответствия, например, в Евангелии от Луки 1:28-29: “Ангел, вошед к ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами» (“Und der Engel kam zu ihr hinein und sprach: Sei gegrut, du Begnadete! Der Herr ist mit dir!» - “И ангел вошелкней и сказал: Приветствую тебя, Благодатная! Господь с тобою!»;“Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, что это было за приветствие» (“Sie aber erschrak uber die Rede und dachte: welch ein Gru ist das?») - “Она же испугалась [этой]речи и подумала: Что это за приветствие?»

Бах, Арнольд. Там же. С. 126

Имеются примеры еще более раннего употребления этого выражения, в т.ч. в назидательном стихотворении “Renner” (1296-1309) Гуго фон Тримберга и в “Блудном сыне” Буркхарда Вальдиса: “Wan der wulf wil roven gan/ so tuet he shaps kleder an” (“Когда волк собирается на охоту, он надевает одежду овец”), см. Bottcher, Kurt, Berger K.H., Krolop, Zimmermann. Geflugelte Worte: Zitate, Sentenzen u. Begriffe, in ihrem geschichtlichen Zusammenhang. Bibliographisches Institut Leipzig 1981.

Эта фраза, за исключением незначительных орфографических поправок, без изменений сохранилась в современной немецкой Библии и вполне эквивалентна русскому переводу.

Или das Hohe Lied

Словарь Лютера был наименее понятен для его читателей в западной и южной Германии, поэтому первые издания лютеровской Библии в Страсбурге, Аугсбурге и Базеле сопровождались словарями, переводившими Лютера на верхненемецкий (южнонемецкий) язык. Особым успехом пользовался словарь при Библии, изданный Адамом Петри в Базеле (1523 г.). Подобного рода словари позволяют проследить начало процесса лексической унификации языка. Так, например, в противоположность южнонемецким диалектальным словам bidmen, gesprackelt/gescheckt, (der) Buhel, (die) Leftze в современный немецкий прочно вошли соответственно лютеровские beben (дрожать), bunt (пестрый), (der) Hugel (холм), (die) Lippe (губа). См. Жирмунский В.М. История немецкого языка. М. 1965 С.82

Arndt, Erwin. Brandt, Gisela. Ebenda. S 210

Arndt, Erwin. Brandt, Gisela. Ebenda. S 216

В немецкой (по крайней мере, протестантской) Библии Книга Товита считается апокрифом; не все ее стихи совпадают с русским переводом. Приведенная в примере фраза отсутствует в русском тексте.

Немецкий гуманист, один из «отцов» Реформации - Мартин Лютер (1483-1546) - по праву может считаться и отцом современного немецкого языка. Историки немецкого языка полагают, что роль Лютера для становления и развития немецкого языка столь же велика, как и роль Цицерона для латинского. Основным детищем Лютера-филолога стал перевод Библии на немецкий язык.

В 1522 г. в Виттенберге выходит в свет Новый Завет - перевод на немецкий язык, сделанный Лютером (Das Neue Testament Teutsch). Работа над переводом заняла лишь три месяца. Зато последующий перевод Ветхого Завета затянулся на многие годы. Полный перевод Библии вышел лишь в 1534 г. Естественно, Лютер работал над переводом не один. В Виттенберге сформировалось что-то наподобие «переводческого цеха», главным мастером которого был Лютер. Ему помогали его друг и последователь Меланхтон и другие эрудиты, специалисты в греческом, древнееврейском и латинском языках и в интерпретации библейских текстов.

Заслуга Лютера не в том, что он сделал первый полный перевод Библии на немецкий язык. К тому моменту, когда он приступил к этой работе, уже существовало немало верхненемецких и нижненемецких переводов Библии, сделанных после того как была опубликована в Страсбурге первая полная немецкая Библия Иоганна Ментеля 1 . Поэтому главным в оценке переводческого труда Лютера является не то, что он сумел сделать новый перевод Библии, а то, каким языком он его перевел.

Цель этого нового перевода состояла в том, чтобы дать современникам текст Библии на понятном им языке, на котором они каждодневно общались между собой. Эта цель вполне может быть возведена в основной принцип переводческой деятельности, прекрасно сформулированный М. Ледерер: перевести - это не значит понять смысл иноязычного текста самому, это означает сделать его доступным другим.

Лютер в известной степени продолжает традицию Иеронима в переводе текстов Священного Писания - переводить не слова, а смыслы. В своей работе над переводом Библии он видит много общего с тем, что пришлось испытать Иерониму. Прежде всего это постоянная необходимость разъяснять невежественным церковникам смысл своих переводческих решений. В своем знаменитом «Послании о переводе» Лютер сравнивает себя с Иерони-мом: «Так было и со святым Иеронимом: когда он переводил Библию, хозяином ему был весь свет, лишь он один ничего не

См.: Бах А. История немецкого языка. М., 1956. С. 169.

понимал в своем деле, а судили о труде доброго мужа (des guten Mannes) те, кто недостоин был даже чистить его туфли (ihm nicht genug gewesen wären, daß sie ihm die Schuhe hätten sollen wischen)» 1 . Объединяет Лютера с Иеронимом и то, что оба переводчика Библии изложили свои взгляды на перевод в форме посланий, стараясь объяснить современникам свою переводческую стратегию. И «Письмо Паммахию» Иеронима с подзаголовком «О наилучшем способе перевода», и «Послание о переводе» Лютера вошли в золотой фонд теоретических трактатов о переводе и позволяют нынешним переводчикам судить о том, какие проблемы приходилось решать их коллегам в прошлом.

В то же время Лютер критически относился к тексту Вульгаты, находил в ней неточности и искажения. Д.З. Гоциридзе и Г.Т. Ху-хуни приводят высказывание И.Н. Голенищева-Кутузова о том, что Лютер ненавидел Иеронима, хотя и пользовался переводом автора Вульгаты. Основание для такой резкой оценки исследователи видят в том, что латинская версия якобы не удовлетворяла Лютера, так как не могла читаться легко, без помех 2 . На мой взгляд, причина критики в адрес Вульгаты и ее автора была в другом.

Во-первых, Лютер вынужден был постоянно противопоставлять свой перевод официальной латинской версии, принятой всей католической церковью, т.е. его филологическая деятельность протекала в борьбе с Вульгатой. Эта вынужденная борьба с «ослами» не могла не повлиять на отношение Лютера к автору труда, считавшегося для этих «ослов» столь же истинным, как и сам текст оригинала Библии. Во-вторых, уместно вспомнить уже приводившееся образное высказывание Э. Кари о том, что реформация была в первую очередь дискуссией между переводчиками. Основным оппонентом Лютера-переводчика был Иероним, автор официально признанного церковью перевода, равно как основным оппонентом Лютера-реформатора была католическая церковь, официально признававшая как единственный авторитет латинскую Вульгату. Но вряд ли можно предположить, что в центре гипотетической дискуссии Лютера со средневековым мастером находилась тяжеловесность слога Иеронима. Ведь Лютер, тонкий и внимательный филолог, не мог не оценить того, что столь высоко оценивается фактически всеми исследователями перевода Иеронима: Вульгата является лучшим латинским переводом Библии, шедевром библейского перевода. Объектом критики Лютера были неточности и искажения, выявленные им в тексте

1 Цит. по: Гоциридзе Д.З., Хухуни Г.Т. Указ. соч. С. 89.

Вульгаты. Вспомним, что послужило поводом для разрыва Лютера с Римской церковью. Папа Лев X, решив финансировать реконструкцию собора Св. Петра, значительно расширил продажу индульгенций. Лютер счел эти действия возмутительными, приравняв их к обычной торговле. 31 октября 1517 г. он оглашает в университете Виттенберга 95 тезисов, в которых осуждаются индульгенции.

Теперь вспомним о неточности, которую допустил Иероним в своем переводе, буквально введя в библейский текст понятие «искупление греха делами», ведь именно это понятие и привело к введению института индульгенций.

Таким образом, неудовлетворенность Лютера латинской версией Библии состояла скорее в ее недостаточной точности, нежели в тяжеловесности ее стиля.

В переводе Библии отражается концепция Лютера-реформатора. Одним из главных положений его духовной концепции было то, что единственным источником веры является Священное Писание, а также то, что каждый верующий должен иметь возможность свободно его интерпретировать. Лютер следует в этом древнееврейской истине, записанной в Талмуде: «У Торы (Ветхий Завет. - Н.Г.) 600 000 лиц», т.е. столько же, сколько у нее читателей.

На этой концепции и строится стратегия перевода: во-первых, сделать текст перевода содержательно верным и точным, максимально соответствующим тексту оригинала, а во-вторых, сделать его понятным, доступным каждому человеку.

В поисках форм выражения Лютер обращается к повседневному языку простых людей. Стала уже хрестоматийной фраза из его «Послания», иллюстрирующая этот метод поиска: «Не следует спрашивать буквы латинского языка, как надо говорить по-немецки, следует спрашивать о том мать семейства, детей на улице, простого человека на рынке и смотреть им в рот, как они говорят, и сообразно с этим переводить, тогда они уразумеют и заметят, что с ними говорят по-немецки» 1 .

Копанев приводит интересный пример одного из способов, какими Лютер искал нужные ему формы выражения немецкого языка. Для того чтобы выбрать в немецком языке наиболее уместные формы выражения при переводе фрагмента о принесении левитами в жертву барана, Лютер попросил мясника зарезать барана, освежевать его, комментируя при этом по-немецки весь процесс 2 . Такой прием, состоящий в непосредственном обращении

1 Luther. M. Sendbrief von Dolmetschen // Das Problem des Übersetzens, hrsg.
V Hans Joachim Störig. Stuttgart, 1963. S. 21. Цит. по: Копанев П.И. Указ. соч. С. 150.
См. также: Гоциридзе Д.З., Хухуни Т.Г. Указ. соч. С. 92; Van Hoof H. Op. cit. P. 214.

2 Копанев П.И. Указ. соч. С. 150.

переводчика к реальной действительности, современной теорией перевода может быть соотнесен с так называемой «денотативной моделью».

Перевод Библии, сделанный под руководством Лютера, стал одним из мировых шедевров библейского перевода, повлиявшим на развитие переводческой практики не только в Германии, но и во всей Европе. Все последующие переводы Библии на немецкий язык опираются на версию Лютера, исправляя и дополняя его текст в соответствии с современным состоянием немецкого языка, с современным научным знанием.

Опыт перевода Библии на народный язык вдохновил английского реформатора Тиндэйла, взявшегося за новый перевод Священного Писания на народный английский язык и сверявшего свой текст с переводом Лютера. Переводческая концепция Лютера легла в основу и так называемой Кралицкой Библии, перевода на чешский язык, сделанного под руководством епископа Яна Благослава. Этот перевод во многом повлиял на дальнейшее развитие чешского литературного языка.

Перевод Библии Лютером заложил основы общенемецкого национального литературного языка и стал литературным памятником первостепенного значения. Стремясь создать общий для всей нации немецкий язык, Лютер проделал огромную лингвистическую работу, разрабатывая нормы орфографии, фонетической транскрипции, упорядочивая грамматические формы. После выхода в свет лютеровской Библии немецкий язык стал все более уверенно отвоевывать позиции у латыни как язык научного общения и литературы.

Английские переводы Библии

а) Перевод Джона Уиклифа

Начать рассмотрение переводов Библии на английский язык целесообразно с XIV в., а именно с переводов, выполненных теологом Джоном Уиклифом (John Wyclif, 1324-1384). Почти до конца жизни Уиклиф писал на латыни. Но в 1380 г. он принимается за перевод Библии на английский язык, точнее, он берется за перевод Нового Завета и, возможно, части Ветхого. Большая часть Ветхого Завета будет переведена соратниками Уиклифа - Николасом Херефордом (Nicholas Hereford) и Джоном Пурвеем (John Purvey). Существует два варианта Библии Уиклифа, оба основанные на Вульгате. Первый - строгий и почти во всем следующий латинскому тексту, второй - более свободный, более английский. В одной из рукописей говорится, что первая версия перевода была сделана Херефордом, а вторая, пересмотренная и во многом превосходящая первую, Пурвеем.

Несмотря на явное коллективное творчество, идейным вдохновителем этого перевода считается Джон Уиклиф.

Перевод Библии на английский язык, выполненный под руководством Уиклифа, несмотря на все свое несовершенство, знаменует определенную веху в истории перевода: он был первым полным переводом Священного Писания на народный язык. Этот перевод не только заложил основы английского библейского языка, но и послужил развитию английской прозы в целом.

б) Версии Уильяма Тиндэйла и Майлеса Ковердэйла

В XVI в. идеи Реформации распространяются и в Англии. Уэльский реформатор Уильям Тиндэйл (William Tyndale, 1494- 1536) задумывает вновь перевести Библию на английский язык и принимается в Лондоне в 1523 г. за перевод Нового Завета. Он обосновывает свой проект обычным в таких случаях аргументом - поиском истины. Но, кроме того, его цель - разрушить заблуждение, что народный язык якобы не способен должным образом передать оригинал. Тиндэйл начинает свою работу в период, когда Англия еще была тесно связана с папой римским. Поэтому, чтобы избежать возможных осложнений, вызванных его реформаторским духом, Тиндэйл перебирается в Германию, в Гамбург, встречается в Виттенберге с Лютером и начинает частично печатать свой перевод в Кёльне. В 1525 г. он публикует отдельными книгами Евангелие от Матфея и от Марка. Однако, спасаясь от репрессий, он вынужден бежать в Вормс, где в том же году публикует полный перевод Нового Завета. Затем он отправляется в Марбург, где публикует в 1530 г. Пятикнижие, а в 1531 - Книгу Пророка Ионы.

Его переводы, характеризующие автора как тонкого эрудита, небезразличного к гармонии слов, были совершенно самостоятельны. Обширные знания переводчика позволили ему опираться не только на Вульгату, с которой делался перевод. Тиндэйл сверялся также с немецкой версией Лютера и с греко-латинским комментированным изданием Эразма. Его вводные статьи и примечания отчасти буквально переведены с лютеровской версии. К моменту своей гибели Тиндэйл уже значительно продвинулся в переводе Ветхого Завета.

Современные исследователи считают, что именно Тиндэйл Установил принцип библейского перевода на английский язык.

Однако современники Тиндэйла находили в его переводах немало неточностей и ошибок. Томас Мор написал семь томов обличительных статей против Тиндэйла. В них отмечался спорный характер его комментариев на полях, подвергались критике некоторые лексические замены. Говорилось, в частности, о том,

что Тиндэйл необоснованно заменил некоторые устоявшиеся церковные термины, например, church (церковь) на congregation (религиозное братство), priest (священник) на senior (старший), charyty (милосердие) на love (любовь к ближнему).

В 1533 г., когда враждебность Генриха VIII к еретикам, казалось, ослабла, Тиндэйл решается вернуться в Анвер, где он продолжил работу над редакцией перевода. Однако из-за предательства он попадает в руки полиции. В 1536 г. его повесили и сожгли. Большинство экземпляров его переводов было уничтожено.

Перевод, сделанный Тиндэйлом, до сих пор привлекает интерес читателей. В 2000 г. Библиотека Британского музея подготовила первое с XVI в. переиздание перевода Библии Тиндэйла по одной из немногочисленных копий.

По иронии судьбы работа Тиндэйла по переводу Библии, завершенная в 1535 г. монахом-августинцем Майлесом Ковердэй-лом (Miles Coverdale, 1488-1568), фактически была официально принята в Англии после того, как Генрих VIII разорвал отношения с папством и ввел Реформацию в Англии.

Ковердэйл, возможно, менее ученый, чем Тиндэйл, был вдохновенным переводчиком. Его перевод Библии, по некоторым свидетельствам, опирался в большей степени на шведско-немецкую версию, а не на латинско-немецкую, как у Тиндэйла. Первое издание Библии Ковердэйла вышло в Цюрихе.

На фоне протестантских Библий уже позднее, в 1582 г., появляется первая католическая Библия на английском языке.

В 1611 г. выходит в свет так называемая «Авторизованная версия», именуемая иначе «Библией Короля Якова». Ее создание, по мнению некоторых исследователей, носит случайный характер. Ван Оф, в частности, пишет, что в 1603 г. король Яков (1566-1625) собрал совет для изучения претензий наиболее фанатичных пуритан. Изучение требований пуритан показало насущную необходимость создания единого перевода Библии, одобренного и утвержденного монархом. Король создает комиссию по подготовке нового, полностью переработанного перевода. В течение семи лет, с 1604 по 1611 г., сорок семь ученых под руководством епископа Винчестерского Ланселота Эндрью работают над созданием новой версии перевода. Сам епископ делает новый перевод Пятикнижия. Отталкиваясь от библейского английского языка, сформированного переводами Уиклифа и Тиндейла, переводчики устранили из прежних текстов архаизмы, но оставили в них все, что было понятным и ясным. В результате был создан художественный

текст,не имевший, правда, ни размера, ни рифмы, ни просодии, но обладавший простотой и жизненной силой. «Самая великая из всех переводов Библии, эта версия, - отмечает Ван Оф, - является также самой великой из книг на английском языке, первым произведением английской классики, оказавшим самое сильное влияние на английский язык» 1 .

Глава 4

НАЧАЛА ТЕОРИИ ПЕРЕВОДА. ПЕРЕВОД И ИСКУССТВО РЕЧИ

§ 1. Цицерон: первая оппозиция категорий «вольного» и «буквального»

Не прошло и десяти веков после Карфагена, как великий писатель и оратор Рима Марк Тулий Цицерон (106-43 до н.э.), описывая свой опыт перевода в широко известном ныне предисловии к собственным переводам речей Эсхина и Демосфена, противопоставил себя, великого оратора и писателя, простому переводчику. Этим противопоставлением он отчетливо продемонстрировал отношение римского общества к профессии переводчика.

С исторической точки зрения Цицерону, пожалуй, повезло больше, чем другим античным авторам, так как сохранилась значительная часть его работ (почти половина его речей, трактаты по риторике и философии, огромное число писем). Видимо, это сохранившееся наследие и послужило одной из причин того, что Цицерон является одной из фигур античного мира, высказывания которого до сих пор служат предметом цитирования в самых разных науках и чье искусство речи составляет образец для подражания.

Не преминула вспомнить о Цицероне и история переводческой науки. Ведь именно в его трактатах мы находим упоминания о переводе, о переводчиках, а также некоторые теоретические размышления, свидетельствующие об осмыслении проблем переводческой деятельности.

Именно у Цицерона мы впервые обнаруживаем оппозицию категорий теории перевода, а именно противопоставление вольного перевода буквальному.

В самом деле, вольный перевод и буквальный перевод могут Рассматриваться как первичные и основополагающие категории теории перевода. В этих категориях отражены две противопоставленные стратегии переводческой деятельности. На протяжении бо-

1 Van Hoof H. Op. cit. P. 143.

лее двух тысячелетий переводчики, писатели, критики, лингвисты и философы, задумывающиеся над проблемами переводческой деятельности, спорят о том, какой перевод можно считать вольным, а какой - буквальным, какой перевод предпочтительней, существуют ли промежуточные виды перевода или же всякий перевод можно отнести только к одному из этих видов.

Прежде чем проанализировать концепцию Цицерона в отношении переводческой деятельности, кратко рассмотрим исторический контекст, во многом определивший его взгляды.

Древние римляне мало чем отличались от эллинов в их уверенности в совершенстве своего языка и своей культуры, а соответственно, и в пренебрежении к языкам и культурам других народов. Только греческая культура была признана ими как образец для подражания. Все остальное, что не принадлежало эллинской или римской цивилизациям, считалось варварским. К чему же было переводить на великие языки с варварских?

Греческая же культура, зафиксированная в текстах, была известна римлянам из первоисточников: для образованного римлянина владение греческим языком было естественным. Стремления просветить народ у римлян, видимо, еще не было. Соответственно переводы с греческого языка на латинский оказывались ненужными, а переводы с языков варварских и подавно. Перевод, таким образом, попадал в разряд второстепенной деятельности, не требующей больших интеллектуальных способностей, во всяком случае не сравнимой с литературной деятельностью и ораторским искусством.

Отсюда и пренебрежение римлян к переводу и к переводчику. Общественное признание той или иной профессии и уважение к ней обусловлены исключительно степенью ее необходимости - либо реальной, либо выдуманной - для жизнедеятельности общества. В древнем Карфагене, где, вероятно, ни один из языков не смог занять доминирующего положения, подобно латыни в Риме или греческому в Греции, переводчики были необходимы не только для обеспечения «межкультурной коммуникации» многоязычного и многонационального народа, но и для управления этим народом. В современной Канаде, где официальными государственными языками являются не один, а два языка (английский и французский), где управление двуязычным народом осуществляется с помощью перевода, профессия переводчика также оказывается уважаемой.

В Древнем Риме доминировал латинский язык. В то же время греческая литература, греческое словесное творчество в целом составляло для римлян предмет восхищения и образец для подра-

жания. Написать подобно великим греческим мастерам, а может быть, и превзойти их в искусстве красноречия - в этом многие римские ораторы и писатели видели свидетельство собственного мастерства.

Не забираясь в область ораторского искусства или в какие-либо иные области творчества Цицерона, но рассматривая лишь его вклад в развитие теории перевода, можно с уверенностью сказать, что Цицерон был одним из первых, кто, поняв сложность, противоречивость и многообразие этого вида творческой деятельности, заложил основы теории перевода, противопоставив ее первичные категории.

Именно языческий писатель Цицерон оказался творческим «наставником» глубоко набожного христианина, взявшегося за перевод Священного Писания, - св. Иеронима. Сущность душевного конфликта великого переводчика Библии, небесного покровителя современных переводчиков состояла в том, что он, христианин, в душе был цицеронианцем и преклонялся перед могуществом прекрасного Слова.

Много позже, уже в XVI в., в одном из первых трактатов о переводе его автор - Э. Доле - также ссылается на Цицерона. Возникает вопрос, почему Цицерон оказался Учителем переводчиков и раннего Средневековья и эпохи Возрождения? Почему до сих пор, обсуждая многие спорные вопросы перевода, мы упоминаем Цицерона? Почему мы чтим Цицерона как одного из мыслителей, оставивших яркий след в истории перевода, несмотря на то что сам Цицерон никогда не причислял себя к переводчикам, а напротив, противопоставлял себя им?

Ответ на эти вопросы, возможно, заключается в том, что Цицерон в свойственной ему лаконичной и изящной форме поставил (разумеется, не решил, а только поставил) вопросы, многие из которых до сих пор с жаром обсуждаются теоретиками перевода.

Для Цицерона, как и для многих его современников - поэтов и ораторов, перевод представлял собой вид второстепенной литературной деятельности. Перевод - это прежде всего упражнение, помогающее развитию красноречия. В одном из своих трактатов об ораторском искусстве Цицерон пишет, что в юношестве нередко упражнялся в красноречии, стараясь перефразировать в более точных и красивых выражениях то, что было сказано в возвышенных речах или написано в красивых стихах. Однако он быстро понял, что это упражнение на подражание бесполезно и даже вредно, так как он либо повторял те выражения, какие находил в текстах копируемых оригиналов, либо употреблял те формы, которые уступали выражениям оригинала: «Выражения

самые меткие и вместе с тем самые красивые и самые удачные, - пишет он, - были уже предвосхищены или Эннием, если я упражнялся в стихах, или Гракхом, если именно его речь я брал за образец» 1 . И тогда он придумал другое упражнение, переводческое. Цицерон решил перелагать с греческого речи лучших ораторов. «Из чтения их я выносил ту пользу, что, передавая по-латыни прочитанное по-гречески, я должен был не только брать самые лучшие из употребительных слов, но также по образцу подлинника чеканить кое-какие новые для нас слова, лишь бы они были к месту» 2 .

Ста годами позже другой римский оратор и учитель красноречия Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35 - ок. 96) в главном своем сочинении, к счастью, полностью дошедшем до нас, в котором он разработал полный курс теории риторики, также упоминает перевод в качестве одного из весьма продуктивных ораторских упражнений. При этом он ссылается на опыт Цицерона: «То, о чем сейчас пойдет речь, есть самое надежное средство для достижения обилия и легкости речи. Наши старые ораторы не знали ничего лучше, чем переводить с греческого на латинский. Красе в своих книгах об ораторе пишет, что много занимался этим. То же советует и Цицерон. Известно, что он опубликовал свои переводы Платона и Ксенофонта... Польза такого упражнения очевидна: так как греческие ораторы, как правило, полны и существенны, а также потому, что они бесконечно искусной сделали речь, те, кто их переводит, совершенно свободны в том, чтобы пользоваться лучшими словами, эти слова принадлежат им. Что же касается фигур, основного украшения речи, то ввиду того, что гений языков не одинаков, нередко приходится заменять одни другими, в чем тоже есть определенная трудность» 3 .

Сегодня довольно трудно утверждать, были ли эти упражнения действительно переводом в современном понятии или еще каким-либо видом двуязычной деятельности. В современной теории перевода нередко возникает мнение о том, что следует различать перевод и интерпретацию. Истории перевода известны и другие разграничения. Жуковский не называл свои стихи переводами. Его русская версия баллады Готфрида Августа Бюргера «Ленора», получившая у него имя «Людмилы», названа им свободным переложением, а не переводом. Маршак, создавая соб-

1 Цицерон М.Т. Об ораторе // Цицерон М.Т. Три трактата об ораторском
искустве. М., 1972. С. 104.

3 Цит. по: Horguelin P. A. Anthologie de la manière de traduire. Domaine français.
Montréal, 1981. P. 21 (перевод с фр. мой. - Н.Г.).

ственные версии стихов английских поэтов, также не называл их переводами, а употреблял уклончивую и изящную формулировку «Из...».

Основная работа Цицерона о переводе, ставшая уже хрестоматийной, - это предисловие к собственным переводам знаменитых речей «О венке» Демосфена и Эсхина, известное также под названием трактата «De optimo genere oratorum» («О лучшем роде ораторов»), где Цицерон комментирует свой перевод речей греческих ораторов. Главное значение этого небольшого текста великого оратора древности в том, что в нем впервые, насколько можно судить по дошедшим до нас документам, обосновывается вольный перевод. Как справедливо отмечает М. Балляр, «этим заявлением Цицерон предстает если не как теоретик, то, по меньшей мере, как первый защитник "вольного", по определению одних, или "динамического", по определению других, перевода» 1 .

Обратимся к тексту трактата.

«Я перевел авторов двух наиболее красноречивых аттических речей, направленных друг против друга, - Эсхина и Демосфена. Но переложил я их не как простой переводчик, а как писатель, сохранив их высказывания с фигурами слов или мыслей, используя, однако, слова, привычные латинскому обычаю. Таким образом, я не счел необходимым передавать слово словом, но я сохранил смысл и силу слов. В самом деле, я полагал, что читателю важно получить не то же число, а, так сказать, тот же вес... И если, как я надеюсь, мне удалось передать эти речи, сохранив все их достоинства, т.е. высказывания, фигуры и конструкции речи, и следуя словам, однако лишь до той степени, пока они не противоречили нашему вкусу, и если мы не перевели все слова греческого текста, мы постарались воспроизвести смысл» 2 .

Из этого текста мы видим, что Цицерон отчетливо различает перевод и литературное творчество. Он, оратор, переводит не как простой переводчик, а как писатель. Перевод оказывается уже поставленным в «табели о рангах» ниже собственно литературной деятельности. Как литератор Цицерон позволил себе целый ряд вольностей в переводах. Сохраняя структуру фраз оригинальных текстов, расположение слов, фигуры речи, взаимосвязь мыслей, он использует слова, привычные в латинском употреблении. Цицерон не стремится передать слово словом, он передает заключенные в словах понятия. Более того, он подчеркивает, что не

1 Ballarci M. Introduction // Bachet de Méziriac C.-G. De la traduction .
Artois, 1998. P. XXXVI.

2 Horguelin P. A. Op. cit. P. 19 (перевод с фр. мой. - HJ.).

стремился сохранить то же число слов. Для него важен смысл, «вес» слова. Нужно полагать, что Цицерон имеет в виду переводческие перифразы, когда одно слово оригинала, не имея в переводящем языке однословного эквивалента, заменяется в переводе сочетанием нескольких слов. Подтверждением этому может служить выдержка из другого сочинения этого римского оратора - трактата «De fïnibus bonoram et malorum» («Об определении счастья и несчастья»), где Цицерон уточняет способ перевода, непосредственно касающийся работы с лексикой: «Не всегда нужно следовать в вашей речи греческому, как сделал бы неумелый переводчик, особенно если мысли становятся более понятными, когда выражены простыми словами. Что касается меня, то, когда речь заходит о переводе и если я не могу передать столь же лаконично то, что в греческом выражено одним словом, я употребляю несколько слов. Иногда я использую греческое слово, если в моем языке нет эквивалента» 1 .

Интересно, что Цицерон опять противопоставляет себя неумелому переводчику. В этом фрагменте оратор говорит и о заимствованиях как об одном из способов перевода в условиях отсутствия эквивалента. Последняя часть фразы из предисловия также оказывается весьма важной для понимания техники «литературного перевода» того периода. Цицерон признается, что перевел не все элементы греческого текста, сохранив тем не менее его смысл. Иначе говоря, некоторые фрагменты оригинального текста в переводе оказались сознательно опущенными. Таким образом, в методе перевода, описанном Цицероном, можно без труда различить действия, которые в современной теории перевода определяются как переводческие трансформации, а именно: замены, добавления и опущения. Только в четвертом виде трансформаций - перестановках - Цицерон осторожен. Он стремится сохранить главное украшение фразы - фигуры и расположение элементов, а также последовательность и логику изложения мыслей.

В сентябре 1522 года появился «Новый Завет по-немецки» с гравюрами Лукаса Кранаха к Апокалипсису Иоанна. «Сентябрьская библия», как вскоре стали называть ее, разошлась настолько быстро, что уже в декабре выпустили новое, слегка исправленное издание. Однако полная «Лютеровская библия» появилась только в 1534 году. Ветхий Завет, написанный по-древнееврейски, а частично по-арамейски, представлял для перевода значительную трудность, в отличие от Нового Завета, и Лютеру удалось справиться с этой задачей только с целой группой переводчиков.

Старый противник реформатора Иероним Эмсер (Лютер прозвал его «козел Эмсер») сразу же после выхода библии с явным злорадством указал ему на ряд ошибок в переводе. Но Лютера это не волновало. Он, не возражая, исправил ошибки в новых изданиях, сознавая превосходство над всеми своими противниками, ибо именно он правильно передал по-немецки смысл библейского текста, который в оборотах греческого языка не столько открывался немцам, сколько скрывался от них.

Библия Лютера с иллюстрациями Л. Кранаха. (wikipedia.org)

«Сентябрьская библия» Лютера не была первой на немецком. До Лютера существовали уже четырнадцать переводов Священного Писания на национальный язык германских княжеств. Но ни один из них не достигал красоты и силы выражения перевода Лютера. Их распространению мешало то, что язык был слишком сильно связан с лингвистическими особенностями отдельных местностей, переводчики не могли прийти к внутренней свободе, которая позволила бы им не передавать значение слов буквально, а полностью концентрироваться на смысле сказанного.

Лютер искал в библии Христа. Из этого идейного и смыслового центра он толковал все Священное Писание. Такая изначальная предпосылка перевода привела к духовному суверенитету по отношению к интерпретируемому материалу, без которого даже самые основательные филологические познания не могут достичь требуемой цели. Воспринимать лютеровский перевод библии только как решение лингвистической задачи означает не понимать его. Это было не просто событием в области лингвистики, а проявлением исторического понимания, духовным деянием, включавшим в себя лингвистическую задачу, но подразумевавшим и нечто большее.

Лютер мог столь свободно дать немецкий перевод библии, потому что был уверен в своем понимании библейской вести и уже давно осознал, что эта весть может достичь слуха людей только в виде понятного слова, которое затем поможет породить веру и в сердце. Принципы sola fide (только верой), fides ex auditu (вера из слушания), verbo solo (только словом) освободили его внутренне для обращения с языком. Стоит отметить, что Лютер общался на саксонско-тюрингском диалекте — немецкий язык, сформировавшийся в этом регионе, легче понимали и за пределами его бытования.

Лютер не был «создателем языка», как это часто утверждают. Он лишь мастерски владел вербальным искусством и не подчинялся принудительным требованиям латинской грамматики. В последующие века лютеровская библия стала самой читаемой книгой на немецком языке, образцом и нормой для немецкого литературного языка, что отразилось на самобытности и своеобразии Германии как национального целого.

Портрет Лютера кисти Кранаха Старшего. (wikipedia.org)

Потребность в немецком варианте библии появилась в период общественного кризиса, созданного Реформацией. Предпосылкой для возникновения такой потребности стал тот факт, что фрагменты библейского текста оказались в центре внимания общества и стали предметом спора между классами, слоями, фракциями и группировками. А это, в свою очередь, предполагало обострение социальной борьбы, которая требовала принципиальных решений коренных проблем, а все другие средства узнать, как действовать дальше, оказались не действенны и завели в тупик.

Восстания и попытки поднять бунт на рубеже XV — XVI столетий не могли дать в это время решения потому, что они ограничивались всегда конкретными и точечными требованиями устранить несправедливость: это могли быть новые налоги, высокие цены на пиво, вино, повышение стоимости разных товаров и предполагаемые, хотя и не всегда доказуемые, обман и темные махинации в магистратах, повышенные феодальные поборы, злоупотребления церкви и многое другое, касающееся повседневных интересов простого человека.

Церковь с ее пространными земельными владениями противостояла множеству крестьян по принципу господства и эксплуатации, хотя сама по ряду различных причин претерпевала многочисленные трудности и все больше подвергалась критике, следовательно, уверенность в том, что церковь может дать авторитетные сведения о воле Бога, таяла на глазах. Параллельно росло стремление обывателей, независимо от церковной иерархии, достичь ясности в этом жизненно важном вопросе. Таким образом, знание библии превратилось в потребность для тех, кто искал выхода. И не только для тех, кто обладал латинской образованностью, но все более именно для слоев населения, которые не читали по-латыни.

Именно в те годы, когда общественное мышление протестующих масс обывателей начало искать основания для «божественного права», поднимаясь над чисто моральной и юридической критикой существующих отношений, Лютер начинает, причем в рамках своей профессии, заниматься вопросом божественной справедливости. Он показывает, что божественная этика не имеет ничего общего с земной юстицией, отказывается от понимания морали как критерия для определения и понимания божественной справедливости и открывает своим принципом sola fide путь к новому толкованию ситуации человека, вставшего перед лицом Бога.

В споре с учеными Лютер заставил своих противников принять библию как основу аргументации. Каждый, кто хотел участвовать в диспуте и ждал серьезного к себе отношения, должен был основываться в своем мнении на библии. Ссылки на решения соборов, папские декреты, на имена известных схоластов, даже на отцов церкви не принимались во внимание — известную ценность такая аргументация могла иметь лишь в том случае, если она совпадала с Библией. Все, что не шло от Евангелия, вызывало подозрение как человеческое измышление, которое не может претендовать на статус абсолютной истины.

Один из противников Лютера, Кохлей, злобно указывал, что «Новый Завет» в немецком переводе настолько размножен и распространен книгопечатниками, что многие портные и сапожники, даже женщины и другие простые люди, приобрели это новое лютеровское Евангелие. Едва они научились немного читать по-немецки, разбирая надпись на прянике, сразу же они бросались жадно читать Евангелие, видя в нем источник всякой истины.

Вормский эдикт 1521 года, объявивший Лютера еретиком и запретивший распространять его работы, усилил риск, связанный с распространением реформаторских сочинений, помог привлечь внимание к спорам ученых даже тех, кто до этого не обращал на них внимание. Но решающим было, что в реформационное движение вступили города, прежде всего, имперские.

При всем их различии между ними существовала общность, которая состояла в том, что церковь и клир не принадлежали к правовому союзу бюргеров, обладали привилегиями и особыми правами, юридически не были полностью интегрированы городом, короче говоря, представляли собой особое сословие. Именно это сословное качество Лютер поставил под вопрос учением о священстве всех верующих. Даже если остальные его воззрения не по всем пунктам встречали безоговорочное одобрение бюргеров, то этого пункта его учения было достаточно, чтобы привлечь благожелательное внимание горожан и снискать терпимость по отношению к лютеранским проповедям. Поэтому в городах можно наблюдать следующую регулярность в последовательности ступеней Реформации: появление сочинений Лютера, лютеранские проповеди, протестантское причащение, немецкий язык в литургии, спор о занятии должностей проповедника, пренебрежение к епископским велениям и запретам, совещания об использовании церковных и монастырских доходов для нужд общины, постановления о создании общих касс и о новых правилах богослужения, а в связи с этим экспроприация церковных и монастырских владений, в ходе которой возникали столкновения с аббатом или епископом, выливающиеся в настоящие народные волнения и бунты.

Мартин Лютер в семейном кругу. (wikipedia.org)

При этом новое религиозное учение Лютера не только выражало чувства рядового представителя зарождающегося среднего класса, но и углубило, усиливало эти чувства, которые анализировались уже сугубо рационально, выстраиваясь в логическую систему веры и повседневного быта. Лютер учил, что, полностью признав свое бессилие и низменность собственной человеческой природы, признав делом своей жизни искупление грехов — через полное самоуничижение в сочетании с непрерывным и богоугодным усилием (не аскетическим, а на благо всего общества), — человек может преодолеть сомнение и тревогу; что полной покорностью он может заслужить любовь Бога и, таким образом, обрести надежду на божественное спасение.

Как писал известный философ Эрих Фромм, «протестантизм явился ответом на духовные запросы испуганного, оторванного от своих корней, изолированного индивида, которому необходимо было сориентироваться в новом мире и найти в нем свое место».

Немецкий гуманист, один из «отцов» Реформации -- Мартин Лютер (1483--1546) -- по праву может считаться и отцом современного немецкого языка. Историки немецкого языка полагают, что роль Лютера для становления и развития немецкого языка столь же велика, как и роль Цицерона для латинского. Основным детищем Лютера-филолога стал перевод Библии на немецкий язык.

В 1522 г. в Виттенберге выходит в свет Новый Завет -- перевод на немецкий язык, сделанный Лютером (Das Neue Testament Teutsch). Работа над переводом заняла лишь три месяца. Зато последующий перевод Ветхого Завета затянулся на многие годы. Полный перевод Библии вышел лишь в 1534 г. Естественно, Лютер работал над переводом не один. В Виттенберге сформировалось что-то наподобие «переводческого цеха», главным мастером которого был Лютер. Ему помогали его друг и последователь Меланхтон и другие эрудиты, специалисты в греческом, древнееврейском и латинском языках и в интерпретации библейских текстов.

Цель этого нового перевода состояла в том, чтобы дать современникам текст Библии на понятном им языке, на котором они каждодневно общались между собой. Эта цель вполне может быть возведена в основной принцип переводческой деятельности, прекрасно сформулированный М. Ледерер: перевести -- это не значит понять смысл иноязычного текста самому, это означает сделать его доступным другим.

Лютер в известной степени продолжает традицию Иеронима в переводе текстов Священного Писания -- переводить не слова, а смыслы. В своей работе над переводом Библии он видит много общего с тем, что пришлось испытать Иерониму. Прежде всего это постоянная необходимость разъяснять невежественным церковникам смысл своих переводческих решений. В своем знаменитом «Послании о переводе» Лютер сравнивает себя с Иерони-мом: «Так было и со святым Иеронимом: когда он переводил Библию, хозяином ему был весь свет, лишь он один ничего не понимал в своем деле, а судили о труде доброго мужа (des guten Mannes) те, кто недостоин был даже чистить его туфли (ihm nicht genug gewesen wдren, daЯ sie ihm die Schuhe hдtten sollen wischen)» 1 . Объединяет Лютера с Иеронимом и то, что оба переводчика Библии изложили свои взгляды на перевод в форме посланий, стараясь объяснить современникам свою переводческую стратегию. И «Письмо Паммахию» Иеронима с подзаголовком «О наилучшем способе перевода», и «Послание о переводе» Лютера вошли в золотой фонд теоретических трактатов о переводе и позволяют нынешним переводчикам судить о том, какие проблемы приходилось решать их коллегам в прошлом.

В переводе Библии отражается концепция Лютера-реформатора. Одним из главных положений его духовной концепции было то, что единственным источником веры является Священное Писание, а также то, что каждый верующий должен иметь возможность свободно его интерпретировать. Лютер следует в этом древнееврейской истине, записанной в Талмуде: «У Торы (Ветхий Завет. -- Н.Г.) 600 000 лиц», т.е. столько же, сколько у нее читателей.

Библия в переводе Мартина Лютера (Martin Luther) на немецкий язык - Unrevidierte Lutherbibel
(1545)

БИБЛИЯ
на немецком языке

в переводе Мартина Лютера

Мартин Лютер (1483-1546) - вождь немецкой Реформации, переводчик Библии на нем язык. Родился в семье саксонского рудокопа, который, несмотря на стеснённые обстоятельства, смог дать сыну высшее образование. Вначале Лютер готовился к карьере юриста, но в 1505 вступил в Августинский орден, известный своим строгим уставом. Параллельно он занялся изучением Библии и богословия и в 1512 стал проф. Виттенбергского университета.

Суровая средневековая религиозность, аскетические подвиги, умственные занятия не избавили Лютера от назревшего в нём глубокого кризиса. Он ощущал себя недостойным спасения. По его собственному признанию, он порой испытывал "такие страшные адские муки, что никакой язык не может их выразить". Только в Писании Лютер обрёл, наконец, свет надежды. Готовя лекцию по Посланию к римлянам, он внезапно осознал, что "праведность" Божья не есть обычная "справедливость", а спасающая милость, которая даруется по вере. "Вся Библия, - писал об этом перевороте Лютер, - предстала для меня в ином виде". Он обрел Христа "как зерцало отеческой любви Божией".

На этот внутренний источник его реформационной деятельности наложились смущения перед лицом упадка церковной жизни. Светский быт и злоупотребления иерархов, особенно в Риме, вызывали у Лютера страстный протест. Но с требованием обновления Церкви он открыто выступил лишь в 1517. Его тезисы против индульгенций ознаменовали начало восстания против старых порядков, хотя Лютер ещё не помышлял о расколе.

Ни диспуты, ни давление кардинала Каэтана, ни угрозы не остановили Лютера. Покровительство курфюста Фридриха Саксонского, недовольного поборами курии, спасло Лютера от преследований. ...

Отказавшись от церковного авторитета в толковании Библии, Лютер провозгласил высшим критерием личный религиозный опыт отдельного человека. Исходя из этого критерия, он ввёл понятия о различных степенях боговдохновенности. Так, он не считал Откровение апостольской книгой. "Пусть каждый, - писал он, - думает об Апокалипсисе, что хочет, что подсказывает ему его дух. Мой дух не может терпеть этой книги". Он "уважал и чтил" Послание Иакова, но отвергал его подлинность опять-таки на основании его несоответствия своему духу. Наряду с этим субъективным критерием Лютер признавал и историко-литературный метод. Отмечая, что автор Послания к евреям "говорит как ученик, который принял учение апостолов", Лютер делал вывод, что послание написано не апостолом Павлом (по его мнению, им был Аполлос). Черты "второго поколения" находил Лютер и в Послании Иуды. Тем не менее Лютер не хотел абсолютизировать научные методы. "Грамматика, - писал он, - не должна управлять делом, а сама должна ему служить".

Огромное значение имел сделанный Лютером перевод Священного Писания на немецкий язык. В Вартбурге он переводил Новый Завет, а затем, вместе со своими помощниками, в т.ч. Меланхтоном, 12 лет трудился над переводом Ветхого Завета. Полный текст вышел в 1534 в типографии Г. Люффта. В отличие от прежних немецких переводчиков Лютер отказался от Вульгаты и переводил с оригинальных языков - древнееврейского и греческого, опираясь на критические исследования Эразма Роттердамского.

Лютер был убеждён, что Писание должно быть доступно всем. "Простая дочь мельника, - писал он, - ежели она верует, может его правильно понимать и толковать". Но для этого нужно донести смысл Писания до народа. В "Послании о переводе" (1530) Лютер указывал на ценность живого народного языка. В качестве ориентира он принял один из саксонских диалектов, который с тех пор стал литературным общенемецким языком.

Коллективная работа была исключительно напряженной. "Над Иовом, - вспоминал Лютер, - работали мы все: магистр Филипп, Вурогаллус и я; и что же - за четыре дня сумели осилить едва три стиха... Читатель и не подозревает, какие пни и колоды лежали там, где он нынче шагает словно по струганым доскам, и как мы потели и трепетали, убирая эти пни и колоды с его пути". Лютер строго выверял соответствие перевода с народной речью, чем, в частности, объяснялось то, что порой он за несколько недель находил лишь одно слово.

Отказ от рабского следования оригиналу сделал перевод Лютер творческим и высокохудожественным. Он сразу же завоевал огромную аудиторию. Книгопечатание открыло Библии широкую дорогу. За 30 лет после первого издания вышло около 100 тыс. экземпляров - тираж для той эпохи непревзойдённый. Следует отметить, что Лютер переводил и неканонические книги, однако в дальнейшем протестантские издания чаще всего выходили без них.

Das 1. Buch Mose (глав в книге: 50)

Das 2. Buch Mose (глав в книге: 40)

Das 3. Buch Mose (глав в книге: 27)

Das 4. Buch Mose (глав в книге: 36)

Das 5. Buch Mose (глав в книге: 34)

Das Buch Josua (глав в книге: 24)

Das Buch der Richter (глав в книге: 21)

Das Buch Ruth (глав в книге: 4)

Das 1. Buch des Samuel (глав в книге: 31)

Das 2. Buch des Samuel (глав в книге: 24)

Das 1. Buch der Könige (глав в книге: 22)

Das 2. Buch der Könige (глав в книге: 25)

Das 1. Buch der Chroniken (глав в книге: 29)

Das 2. Buch der Chroniken (глав в книге: 36)

Das Buch Esra (глав в книге: 10)

Das Buch Nehemia (глав в книге: 13)

Das Buch Esther (глав в книге: 10)

Das Buch Hiob (глав в книге: 42)

Die Psalmen (глав в книге: 150)

Die Sprüche Salomos (глав в книге: 31)

Der Prediger Salomo (глав в книге: 12)

Das Hohelied Salomos (глав в книге: 8)

Der Prophet Jesaja (глав в книге: 66)

Der Prophet Jeremia (глав в книге: 52)

Die Klagelieder Jeremias (глав в книге: 5)

Der Prophet Hesekiel (глав в книге: 48)

Der Prophet Daniel (глав в книге: 12)

Der Prophet Hosea (глав в книге: 14)

Der Prophet Joel (глав в книге: 3)

Der Prophet Amos (глав в книге: 9)

Der Prophet Obadja (глав в книге: 1)

Der Prophet Jona (глав в книге: 4)

Der Prophet Micha (глав в книге: 7)

Der Prophet Nahum (глав в книге: 3)

Der Prophet Habakuk (глав в книге: 3)

Der Prophet Zephanja (глав в книге: 3)

Der Prophet Haggai (глав в книге: 2)

Der Prophet Sacharja (глав в книге: 14)

Der Prophet Maleachi (глав в книге: 4)

Evangelium des Matthäus (глав в книге: 28)

Evangelium des Markus (глав в книге: 16)

Evangelium des Lukas (глав в книге: 24)

Evangelium des Johannes (глав в книге: 21)