мая 07 2010
Появление русского футуризма нельзя связывать только с кризисом в социальной и культурной сферах, который разразился в России накануне первой мировой , или бунтом группы молодых поэтов против буржуазного общества и его морали; тем более нельзя переоценивать заслуги итальянского футуризма, сообщения о котором доходили до петербургских литературных салонов с большим опозданием. Русский футуризм возник как антагонист символизма, как отрицатель всей эстетической системы символистской школы. Один из создателей футуризма - Велимир Хлебников - начинал как подражатель символистов, увлекался их поэзией, был знаком с акмеистами. Разминуться и с теми и с другими заставили принципы, которые он исповедовал, устремление в будущее на основе русской национальной культуры, замешанной на языческой славянской мифологии. Ему были чужды эстетская замкнутость и книжность символистов, а чеканному формальному мастерству акмеистов он предпочитал свободное, не скованное канонами поэтическое начало.
Не случайно , вспоминал Д. , для тех и других он всегда оставался непонятым. Когда в «Башне» - квартире Вяч. Иванова - Хлебников читал свои произведения, они вызывали у его эстетствующих слушателей в лучшем случае недоумение. «Гений Хлебников читал свои стихи в 1906-7-8 году в Петербурге Кузмину, Городецкому, Вяч. Иванову и другим, но никто из этих литераторов не шевельнул пальцем,- негодовал Д. Бурлюк,- чтобы отпечатать хотя бы одну строчку этих откровений слова». Не везло с публикациями и другим молодым поэтам, которые вскоре объединились под знаменами ф}туризма. В 1910 году Хлебников сблизился с молодыми литераторами и художниками, организовавшими футуристическую выставку «Треугольник». Во время работы выставки был решен вопрос об издании поэтического сб эрника, название которого - «Садок судей» - придумал Хлебников. Печатали сборник на обоях. Оформили его рисунками. «Вскоре после его выхода,- вспоминал М. Матюшин,- Д. и Н. Бурлюки в одну из сред отправились на «Башню» к Вяч. Иванову, где собирались писатели, и рассовали штук тридцать по карманам пальто. Так вышел в свет «Садок судей». Вот так звучит знаменитое «экспериментальное» В. Хлебникова «Заклятие смехом», написанное на изобретенном им «звездном» языке и вошедшее в сборник «О, рассмейтесь, смехачи».
- О, засмейтесь, смехачи
- Что смаются смехами, что смеянствуют смеяльно,
- О, засмейтесь усмеяльно!
- О, рассмешищ надсмеяльных - смех усмейных смехач
- О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
- Смейев, смейево,
- Усмей, осмей, смешики, смешики,
- Смеюнчики, смеюнчики.
- О, рассмейтесь, смехачи!
- О, засмейтесь, смехачи!
«Садок судей», несмотря на эпатирующий вид и способ распространения, не выдвигал пока еще никаких программных установок, а его участники (В. Хлебников, Е. Гуро, Д. и Н. Бурлюки, В. Каменский и др.) не называли себя футуристами. Футуристы заявили о себе во всеуслышание в декабре 1912 года, когда был опубликован сборник «Пощечина общественному вкусу», ставший манифестом футуристов. Направлен он был, главным образом, против символистов Наряду с призывом «бросить» классиков с «Парохода современности» «Пощечина общественному вкусу» осуждала «парфюмерный блуд », а в числе литераторов, которым «нужна линь дача на реке», называла , Сологуба, Кузмина и Ремизова. В последующем манифесте футуристов - «Рыкающий Парнас» - досталось и мэтру символистов Брюсову, в «своре адамов с проборами» (акмеистам), и их теоретикам Гумилеву и Городецкому.
Футуристы считали себя революционерами в искусств:, непримиримыми противниками буржуазного общества, его морали и эстетики. Особенно агрессивен футуризм стал с появлением талантливого лидера - В. , одного из авторов листовки-манифеста с известным уже в литературных кругах названием «Пощечина общественному вкусу». Листовка была выпущена в свет в 1913 году. Она в общих чертах повторяла мысли своего предшественника-манифеста: «Читающим наше Ноше Первое Неожиданное. Только мы лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Манифест футуристов вызвал негодование в общественных кругах. «Все сломать, все уничтожить, разрушить,- писал К. Чуковский,- и самому погибнуть под осколками - такова его, ‘по-видимому, миссия». Футуристические поэтические сборники, публичные выступления поэтов-футуристов встречали враждебные выпады и глумливые замечания. неистовствовала. «Общественный вкус требует смысла в словах. Бей его по морде бессмыслицей! Общественный вкус требует знаков препинания. Надо его, значит, ударить отсутствием знаков препинания,- саркастически восклицал Д. Заславский.- Очень просто. Шиворот-навыворот - вот и все». Похвалил футуристов, пожалуй, только М. Горький, написав: «… они молоды, у них нет застоя, они хотят нового свежего слова - это достоинство несомненное».
Со временем среди огульной критики, обрушившейся на футуристов, стали появляться трезвые оценки. Признавали своеобразный талант Хлебникова, Маяковского и Каменского. Высоко отзывались о поэзии Хлебникова А. Блок, О. , Вяч. Иванов, Р. Иванов-Разумник.
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Футуризм в литературе. В. Хлебников, В. Маяковский, Бурлюки, В. Каменский . Литературные сочинения!Основные положения футуристической программы своеобразно выразились в творчестве Велимира Хлебникова (псевд.; наст. имя – Виктор Владимирович Хлебников; 1885-1922) –участника группы кубофутуристов (или «будетлян», как назвал их поэт). Произведения этого большого и оригинального художника явно не укладывались в программные рамки футуристического течения. Опыты его в области стихосложения, языковое творчество, упорное стремление обновить, оживить слово, выявить его «корневой», глубинный смысл, вывести из него целые ряды родственных значений и звучаний – все это оказало плодотворное влияние на развитие русского стихосложения.
Поэзию Хлебникова сближает с лирикой Маяковского гуманистический характер протеста против превращения человека в буржуазном мире в вещь, мотивы бунта человека (поэма «Журавль»). Хлебников выступает как создатель «первобытной» утопии о докультурной гармонии человека с природой («Лесная дева», «Шаман и Венера» и др.). Для поэта современность – только отрезок в нескончаемом ряду времени, которое в своем движении может быть устремлено и в будущее, и в прошлое. Метод «сдвига» во времени лег в основу многих его произведений; образы современности и первобытного мира, мифологии часто выступают у Хлебникова в одном ряду («Маркиза Дэсес», «Внучка Малуши» и др.). Противопоставляя буржуазной действительности культуру далекого прошлого, Хлебников идеализировал некое «естественное» бытие, поэтизировал людей, которые и в современности сохраняют свою «естественность», первобытную красоту («Охотник Уса-Гали»).
Принцип временных «сдвигов», ставший основой художественного мышления поэта, обусловил и его подход к поэтическому языку, реформу которого он предпринимает. Выявляя фольклорно-мифологические формы мышления («Дети Выдры» и др.), Хлебников пытается выделить в слове смысл, заложенный в нем в древнюю эпоху, «разложить» слово на его «первоначальные» значения, части, из которых поэт производит затем новые слова, стремясь создать новый тип языкового мышления. Так строилось хрестоматийно известное стихотворение поэта «Заклятие смехом» (1908–1909):
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмельяно!
О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных
смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики!
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Но эти попытки Хлебникова (и других футуристов) создать «самовитый» язык, «самовитое слово» не отвечали живым законам развития языка, были выражением крайне субъективистских тенденций в поэзии. Теория «сдвигов» отразилась и в собственно поэтической манере
Хлебникова – в «сдвигах» синтаксиса, интонации, ритмики стиха.
Война оказала на Хлебникова, как и на других футуристов, сильнейшее воздействие. В 1916 г. он был призван на военную службу, служил рядовым. В поэмах «Война в мышеловке», «Невольничий берег» он резко выступил против империалистической бойни. Антивоенные стихи Хлебникова были наиболее идейно и художественно значительными в его поэзии.
Вплоть до Октябрьской революции Хлебников оставался в рамках своих утопических мечтаний, верил в «законы времени», был полон иллюзий о возможности создания некоего всемирного государства ученых и общественных деятелей, которые осуществят мировое братство народов. Октябрьскую революцию Хлебников воспринял восторженно, но смутность социальных идеалов поэта продолжала сказываться в его лирике и в послереволюционные годы. Он приветствовал революцию как вихрь «всеочищения», говорил об исторической справедливости ее («Ночь в окопе», 1918–1919), встал на защиту нового мира. Но в его стихах прорывались и прежние идеи о мистической предопределенности исторических событий. Революция трактовалась им прежде всего как стихия. Поэт хотел передать космически-стихийный размах революционного движения как всемирного возмездия, которое принесет новый «лад» миру (поэма «Ладомир»), организует человечество на основе социальной справедливости и новых научных открытий. Этот социальный утопизм основывался на вере поэта в якобы открытые им «законы времени», выводимые из повторяемости исторических событий, которая объяснялась им математическими формулами (овладение ими казалось поэту основой знаний о будущем развитии человечества). Утопические мечты Хлебникова о едином человечестве привели его к попыткам создать некий всеобщий «мировой язык», «звездный язык», основанный на буквенных цифрах, что было явно бесплодным экспериментом.
Жанровая система поэзии Хлебникова сложна и подчас глубоко отлична от классической.
В ней встречаются и малые (стихотворения), и большие формы (поэмы, драмы, рассказы, повести), и так называемые «сверхповести». До нас дошло более пятидесяти поэм Хлебникова, среди них – произведения лирические, эпические, драматические и произведения того особого, «хлебниковского» жанра, в котором лирика оборачивается эпосом, эпос – драмой, и наоборот.
Самым значительным произведением Хлебникова, в котором наиболее наглядно выразились основные черты его поэтики, является поэма «Ладомир». Маяковский назвал ее «изумительной книгой». В поэме речь идет обо всем мире и обо всем человечестве, обо всех временах и обо всех пространствах. Поэма – о революции. О революции как конкретном социальном явлении и о революции как явлении космическом, природном, беспредельном. Первоначально поэма должна была называться «Восстание». Объясняя смысл названия и основной сюжет поэмы, Р. Дуганов пишет, что название «Восстание» имело для Хлебникова, по меньшей мере, три значения: «Оно, прежде всего, конечно, означало революцию; затем оно означало не только революцию как историческое событие, но и революцию как явление природы. Вместе с тем это восстание природы, показанное не просто как разрушение и переворот, но именно как переустройство и пересоздание, означало в конечном счете ВОССТАНИЕ природы, ее восстановление, воскресение и возрождение. В свете этой перспективы поэма, по-видимому, и получила окончательное название «Ладомир», являющееся как бы продолжением "Восстания"».
На протяжении всей сознательной жизни постоянным и основным предметом творчества Хлебникова, его размышлений была Россия, ее народ, ее история и ее природа. Он хотел «открыть Россию в ее Законах», понять ее настоящее, провидеть будущее. И творчество свое он рассматривал как форму этого провидения, более того – предварения будущего. Как и Блок, Хлебников судьбу свою неразрывно связывал с судьбами России. В раннем еще стихотворении «Юноша Я-Мир» он писал: «Я клетка волоса или ума большого человека, которому имя Россия? Разве я не горд этим?». Это мироощущение проходит через все творчество поэта, вплоть до последних его произведений, где оно выражено с предельной простотой и ясностью, как в стихотворении «Я и Россия»:
Россия тысячам тысяч свободу дала.
Милое дело! Долго будут помнить про это.
А я снял рубаху,
И каждый зеркальный небоскреб моего волоса,
Каждая скважина
Города тела
Вывесила ковры и кумачовые ткани.
Голый стоял около моря.
Так я дарил народам свободу,
Источник задания: Решение 2740. ЕГЭ 2017. Русский язык. И.П. Цыбулько. 36 вариантов.
Задание 5. В одном из приведённых ниже предложений НЕВЕРНО употреблено выделенное слово. Исправьте лексическую ошибку, подобрав к выделенному слову пароним. Запишите подобранное слово.
Велимир Хлебников - русский поэт, один из ЗАЧИНАТЕЛЕЙ футуризма, смелый экспериментатор в области поэтической формы и языка.
Приглашаем вас присоединиться к поздравлениям и порадовать ваших знакомых приятными и ПРАКТИЧНЫМИ подарками!
Перед тем как ОДЕТЬ линзу, необходимо убедиться, что она влажная и чистая, что на ней нет разрывов, трещин и других видимых дефектов.
Закаливание холодом повышает СОПРОТИВЛЯЕМОСТЬ организма простудным заболеваниям.
ЭТИЧЕСКИЙ кодекс врача, содержащий важнейшие понятия этой профессии, впервые был составлен в Индии.
Решение.
1. Определим лексическое значение (смысл) выделенных слов.
Велимир Хлебников - русский поэт, один из ЗАЧИНАТЕЛЕЙ (родоначальников) футуризма, смелый экспериментатор в области поэтической формы и языка.
Приглашаем вас присоединиться к поздравлениям и порадовать ваших знакомых приятными и ПРАКТИЧНЫМИ (полезными) подарками!
Закаливание холодом повышает СОПРОТИВЛЯЕМОСТЬ (устойчивость) организма простудным заболеваниям.
ЭТИЧЕСКИЙ (соответствующий этике) кодекс врача, содержащий важнейшие понятия этой профессии, впервые был составлен в Индии.
2. Найдём слово, которое употреблено неверно.
Перед тем как ОДЕТЬ (покрыть одеждой) линзу, необходимо убедиться, что она влажная и чистая, что на ней нет разрывов, трещин и других видимых дефектов.
3. Вспомним слово-пароним к выбранному.
Надеть (укрепить что-то на чем-то).
Проверка. Вспомните слова-паронимы ко всем выделенным словам в задании. При подстановке этих паронимов предложения утратили смысл? Если да, то ответ верный.
Велимир Хлебников - русский поэт, один из ЗАЧИНЩИКОВ (виновников) футуризма, смелый экспериментатор в области поэтической формы и языка.
Приглашаем вас присоединиться к поздравлениям и порадовать ваших знакомых приятными и ПРАКТИЧЕСКИМИ (соотносящимися с практикой) подарками!
Старший научный сотрудник Института мировой литературы РАН Евгений Арензон рассказал «Ленте.ру» о том, как готовились собрания сочинений главных русских футуристов Владимира Маяковского и Велимира Хлебникова, о творческом пути поэтов и об их взаимном влиянии. Он проанализировал тексты Хлебникова и показал рождение новой поэзии, основанной на славянском корнесловии.
Чем эти собрания отличаются от предыдущих
В издательстве «Наука» вышли три первых тома двадцатитомного полного собрания произведений Маяковского. Это четвертое собрание отличается объемом и значимостью комментария, научной структурой, подготовкой текста и содержанием. В нем впервые представлены репродукции произведений Маяковского как художника: живопись, очень интересная графика (прежде всего - шаржи) и плакаты. Собрание готовилось сотрудниками Института мировой литературы (ИМЛИ) очень долго: нужно было дать совершенно новую композицию томов, пройти по следам предыдущих полных собраний сочинений, сверить все материалы.
Что касается собрания сочинений Хлебникова (увы, не полного), это уже была частная инициатива. Его начинал делать мой товарищ по университету Рудольф Валентинович Дуганов. Он стал интересоваться Хлебниковым, как я, еще в студенческие годы. Мы посещали семинар по творчеству Маяковского, который вел Виктор Дувакин - маяковед с незашоренным взглядом, не идеологизированный, с которым можно было говорить обо всем на свете, дискутировать. Впрочем, в годы первой советской оттепели Хлебниковым официально в университете заниматься было нельзя.
Его никто не запрещал, но он эстетически был в стороне от того, что называлось или считалось «реалистической литературой», поэтому поэт, называвший себя заумником, так и оставался в маргиналиях истории литературы. По нему нельзя было писать курсовые и дипломные работы.
Биография Маяковского еще не написана
Хотя Маяковский изучен и опубликован больше, чем многие другие писатели ХХ века, нельзя сказать, что мы все о нем знаем: авторитетной биографии Маяковского, выстроенной по важным моментам жизни, творчества, учитывающей его встречи, дружбы, любови и разрывы, еще нет. Есть много мемуарной литературы, беллетристические опыты, но обобщить все это очень тяжело в силу сложности фигуры поэта, его неординарной легендарности.
Маяковский называл Хлебникова одним из главных учителей своих современников Давида Бурлюка, Каменского, Асеева, Пастернака. При этом о Маяковском говорили, что он пошел дальше Хлебникова и в другом направлении - он поэт огромного экспрессивного заряда. В течение последующих лет значимость их в глазах общества (и особенно экспертов) менялась, увеличивался интерес к Хлебникову и уменьшалось влияние Маяковского.
Связано это и с тем, что после ХХ съезда партии Сталина разоблачили, припомнили его слова о поэте: «Маяковский - лучший и талантливейший». Виктор Дувакин (русский советский литературовед, филолог, архивист, педагог - прим. «Ленты.ру» ) - один из немногих, кто говорил, что одно дело - оценка Сталина, с этим, мол, еще надо разобраться, и другое дело - творчество поэта и место, занимаемое им в поэзии, в истории русской культуры. Немногие маяковеды могли себе такое мнение позволить.
Кто и как читал рукописи Хлебникова
Рудольф Валентинович Дуганов, мой товарищ, работая в Музее Маяковского, близко сошелся с Николаем Ивановичем Харджиевым - крупнейшим знатоком русского художественного авангарда. Общаясь с ним, Дуганов все больше проникался особым характером текстологии, который нужно применять для понимания Хлебникова. Он научился читать рукописи поэта и сравнивал их с тем, как тот печатался при жизни: были смешные ошибки и ужасное непонимание деталей.
Ошибки в изданиях связаны с тем, что Хлебников сам постоянно переписывал свои тексты, не доводя их до конца. Друзья забирали у него рукописи, а он разрешал их править. При этом подразумевалось, что раз это «заумь», то тексты можно понимать по-разному. Отсюда такой разнобой в печатных источниках.
К столетнему юбилею Хлебникова в 1985 году появилось много глубоких исследований его стиля. Большой сборник «Творений» поэта подготовили историк авангарда Александр Ефимович Парнис и лингвист Виктор Петрович Григорьев. Рудольф Валентинович Дуганов задумал сделать собрание сочинений академического толка, а внутри расположить материал хронологически. Он предложил мне работать с ним.
От идеи к воплощению
Мы работали на свой страх и риск. Не получая никаких грантов, сами сделали первый том, довели до верстки (его можно было печатать) и с этим первым томом обратились в издательство «Художественная литература». С нами заключили договор, но тут случился распад СССР, пришел конец всем советским институциям, в том числе и книгоиздательской структуре, - все это коснулось, разумеется, художественной литературы, и наш план не реализовался. Потом мы несколько лет бродили по разным издательствам, после чего появилась препона не идеологическая, а чисто коммерческая: мол, вы давайте все шесть томов сразу, но это было невозможно сделать.
Рудольф ушел из жизни совершенно неожиданно, в 1998 году. Только два года спустя в ИМЛИ мне предложили продолжить эту работу, чем я и занимался несколько лет. Шеститомный труд вышел в семи книгах, так как материал, предназначенный для последней книги (она вышла в 2007 году), получился слишком объемным. Это самое полное собрание сочинений поэта, но, конечно, не весь Хлебников.
Трудно сказать, можно ли сделать для этого поэта полное собрание сочинений. Некоторые его вещи (например, легендарные «Доски судьбы») мы дали только в фрагментах - не всё, что есть в архиве РГАЛИ. Тем не менее это первое самое большое собрание сочинений Хлебникова. Год назад частное издательство Дмитрия Сечина повторно издало наш шеститомник.
Хлебников Виктор Владимирович
Именно так звали при жизни поэта, который на 8 лет был старше Маяковского. В 1912 году, когда Маяковский начал читать знакомым свои еще не опубликованные стихи, у Хлебникова уже была литературная биография. Люди, которые тогда делали современное искусство (живопись, поэзия, театр), уже считали его главным представителем направления новаторов.
Поэт начинал свою литературную работу в рядах символистов. В начале 1908 года, будучи студентом Казанского университета (он занимался математикой, потом перешел на естественно-научный факультет), он отправил свои стихотворения мэтру символизма Вячеславу Иванову, ожидая от него ответа.
Иванов пророчествовал: «Возникает новый язык нашей поэзии, язык, который должен прорастить корни народного творчества и стать общеславянским языком». Это была очень важная для Хлебникова мысль. Хлебниковские начинания, его интерес к славянству, к народному творчеству, к тайнам языка, не были случайными.
В 1907 году вышла книга стихов Сергея Городецкого «Ярь». Он очень интересовался этнографией, фольклором, тем, как существуют элементы русской архаики в сознании низших слоёв народа. Это издание приобрело большую известность в среде символистов.
Например, Александр Блок считал его лучшей книгой времени и предсказывал, что она даст движение литературе. Примерно так же относился к Городецкому и Вячеслав Иванов. Но что случилось с Городецким? Он прожил долгую жизнь, издал множество книг, прошел целый ряд этапов в своем развитии (был народник, демократ, символист, акмеист рядом с Гумилевым и Мандельштамом), стал советским культуртрегером. Все, что он написал потом, не имело такого значения, как его первая книга.
Хлебников, зная опыт Городецкого, пошел дальше. Он утверждал, что слово «самовито», то есть автономно, и не зависит впрямую от фабульно пересказываемого содержания. В самом слове уже есть ядро, и поэт как бы расщепляет это ядро. После этого стали говорить «слово как таковое», «театр как таковой», «кино как таковое» и так далее, то есть стали искать главный принцип, по которому работает то или иное искусство.
«Поэзия, - говорил Хлебников, - это не совсем литература, это особое искусство словесного образа», ведь и музыка «как таковая», работает особой организацией звуковых тонов, тембров, ритмов. Мы не можем пересказать музыкальное содержание произведения. Мы можем выслушать автора, его интерпретаторов, но звуковой поток воспринимаем как гармоничный или дисгармоничный.
Нечто подобное творит поэзия собственными средствами, причем Хлебников настаивал на том, что русская поэзия должна иметь свои особенности, а не повторять уроки европейской. Он выступал с позиций неославянофильства: за Баяна, против Верлена. Хлебников стал в большей мере русским, чем некоторые национально ориентированные поэты в круге символистов.
Вячеслав Иванов говорил, что в творчестве есть две струи: аполлоническая (гармоническое искусство, где все элементы друг друга поддерживают и создают стройное содержание) и дионисийская (экстатическая, но очень мужественная). Дионисийское творчество очень опасно как раз в России, потому что у нас всегда происходит перехлестывание.
В Петербурге на квартире у Иванова (знаменитый дом с башней) Хлебников познакомился с плеядой тогдашнего модернизма: Кузминым, Сологубом, будущим акмеистом Гумилевым. Вероятно, они увидели в нем (и не очень одобрили) вот это вот неистовое дионисийство.
Хлебников ожидал от Иванова не простой реакции, а публикации (тогда создавался замечательный журнал «Аполлон» и творческая академия вокруг «башни» Иванова), но никто не сделал и шага к тому, чтобы Хлебникова напечатать. Это был для него серьезный удар.
В то время он завел знакомство с Давидом Бурлюком - художником и поэтом, который «аполлоническое» начало не воспринимал, думал совершенно по-другому: дерзко, вызывающе, шел от импрессионизма через «дикий» фовизм к кубизму. Его очень заинтересовали мотивы творчества Хлебникова в части автономности, чистого слова. Ему нравились хлебниковские «Смехачи», вся раёшная неприглаженность провинциала.
Об отношениях между Хлебниковым и Маяковским
В 1910 году в Петербурге вышло два альманаха: «Студия импрессионистов» и «Садок судей» (второе название придумал Хлебников), в этих сборниках впервые появились его тексты. В самом конце 1912 года состоялась творческая встреча Хлебникова с Маяковским. Московский альманах «Пощечина общественному вкусу» носил манифестальный характер: сбросить с парохода современности Пушкина, других прославленных классиков и знаменитых современников. Всего в нем было семь авторов, но больше половины издания составляли тексты Хлебникова (Маяковский там присутствовал двумя своими первыми стихотворениями). Хлебников хотел издать свое творчество самостоятельно под названием «Пощечина общественному мнению», но для этого нужно было иметь средства и издательскую энергию. Все это было у Бурлюка.
Вначале Маяковский Хлебникова как бы не замечал, для него был более значим Бурлюк, «отец российского футуризма», как он сам себя называл. Он объединял людей, он нашел Хлебникова, он первый стал собирать его рукописи, а в 1910 году представил все то, что отвергли символисты, на художественной выставке. Бурлюк первый услышал Маяковского и сказал: «Ты гений. Вот тебе 50 копеек в день, и пиши стихи». При этом не стоит думать, что у них были сладостные отношения - у каждого были свои жизненные пути.
И все же эту группу стали называть футуристами, хотя в сборнике «Пощечина общественному вкусу» этого термина еще не было. Это слово приклеилось к кубизму несколько позже, в 1913 году.
В России футуризм мог называться по-другому
«Футуризм» - это манифест, который в 1908 году написал итальянский поэт Маринетти. По Маринетти его родина Италия превратилась не то в музей, не то в кладбище - приезжают сотни тысяч туристов, и видят они только памятники. «А ведь мы живая страна, живой народ, у нас развиваются новые города, у нас развивается промышленность, заводы, бегают автомобили, летают самолеты - и это все должно отражаться в искусстве, должно быть искусство "завтрашнего дня", будущего», - писал он.
Отсюда понимание искусства будущего как футуризма, искусства урбанистического и динамического. С таким пониманием русские новаторы (будущники) Бурлюк, Маяковский, Крученых и другие согласились. В общем, это название было принято: футуризм так футуризм.
Хлебников против футуризма
Не принял это название только один участник сборника - сам Хлебников. Он был убежден, что в русской поэзии не должно быть иностранного корнесловия, в том числе и латинского. Трудно сказать, хорошо или плохо такое самоограничение, поскольку в любом языке есть иностранные слова. Самое главное заключается в том, что он пользовался только русским (или, по крайней мере, славянским) корнесловием.
Конечно, речь идет не о желании Хлебникова создать новый русский язык, это совершенно нелепо. Язык создает народ в процессе истории, и он это прекрасно понимал. Речь идет о поэтическом языке, ведь искусство представляет собой совершенно определенную структуру и живет по своим законам. Путать язык общей информативности (даже язык газеты или литературный) с языком поэзии нельзя.
Итак, Хлебников не принял слово «футуризм», он предложил термин «будетлянин», но не потому, что это была калька с уже готового слова «футурист», а потому что он сам думал о будущем искусства, когда начинал свою работу. По Хлебникову, «будизна» - некий участок будущего в этом современном мире, «Будиславль» - некий город будущего, «будь» - существительное, обозначающее то, что будет.
Это были постепенные шаги к возникновению неологизма «будетлянин». Например, он придумал такое словосочетание - «будрое дитя». Это дитя (по модели «мудрое дитя»), мудрость которого в будущем. Словотворчество на базе славянского корнесловия стало определяющим принципом искусства Хлебникова.
Без создания нового невозможно будущее
Существует словарь неологизмов Хлебникова, не относящихся к словам общелитературного языка. Все его неологизмы имеют характер, как говорят филологи, окказиональный, то есть употребляются при случае и только в данном художественном тексте имеют свое значение.
Когда Маяковский в 1922 году писал свой некролог на смерть Хлебникова, то привел в пример один из очень известных фрагментов: «Крылышкуя золотописьмом тончайших жил / Кузнечик в кузов пузо уложил / Прибрежных много трав и вер / "Пинь-пинь-пинь!" / Тарарахнул зинзивер».
«Крылышкуя» - это неологизм, деепричастие от существительного «крыло» или «крылышко». Тут есть и «зинзивер», диалектное слово, которое нужно искать в областных словарях. «Вера» не как отвлеченное понятие, а как растение. И тут же такое довольно грубоватое слово «пузо».
У Хлебникова всегда сочетаются разные слова, но в какой-то определенной ситуации ему нужен неологизм - и вот он создает это «крылышкуя», которое очень многих пленило. Это слово существует в одном стихотворении, его нет в практическом языке повседневного общения.
Или например: «Жарбог! Жарбог! / Я в тебя грезитвой мечу / Дола славный стаедей / О, пошли ты мне навстречу / Стаю вольных жарирей». В русской мифологии нет Жар-бога, но, вероятно, есть косвенная связь со сборником Городецкого «Ярь». Жар-бог - это солнечный бог, можно сказать, Ярило. Для Хлебникова важно обновить понятие, дающее представление об архаике в сегодняшнем мире.
И вот он к этому богу обращается с «грезитвой». Что это? Молитва! Но в виде поэтической грезы - опять же, неологизм. «Дола славный стаедей» - организующий какие-то стаи, где-то там. «Пошли» - кого пошли? «Стаю вольных жарирей». Если есть Жар-птица, то жарири - это посланцы Жар-бога, и если мы знаем такую модель как «сизари», то «стая вольных жарирей» - это стая сказочных птиц.
Мы не обязаны буквально понимать, что здесь имеется в виду, но эмоционально создается картина, в которой можно найти музыкальные параллели (например, «славянские» и «скифские» композиции Стравинского или Прокофьева). Хлебников создает нечто древнее, архаическое, но вместе с тем - современную поэзию, какой она должна развиваться.
У него были разные поэтические способы, например есть стихотворение: «Это шествуют творяне, / Заменившие "д" на "т"». Ясно, что существуют дворяне как социальный слой, но он хочет заменить «дворян» на «творян» - тех, кто создаст новое искусство.
Он знает, что делает это определенным, рациональным образом, меняя «д» на «т», звонкую на глухую, то есть он обращается к звуковому составу и начинает его изучать. Хлебников говорит не только о том, что каждое слово должно быть независимо, «самовито», но и каждая буква (хотя в данном случае мы имеем в виду, конечно, звук). Он пытается работать на понимании смыслового различия звуков русского языка - между прочим, не в каждом языке есть смыслоразличительное противостояние твердых и мягких согласных.
«И я свирел в свою свирель, / И мир хотел в свою хотель». «Свирел» - сказуемое, глагол, а «свирель» - существительное, это музыкальный инструмент. Поэтому «хотель» - это что-то тоже такое, существующее по модели «свирель» - музыкальный ли это инструмент или это способ мысли? Это проникновение в какой-то мир, но по модели, в принципе существующей в русском языке. Это можно расширять, увеличивать, изменять, и в этом состоит работа поэта. В самой морфологии языка есть потенциальные пласты образности.
Вот еще его находка: смысл корней заключается в согласных. Между согласными существуют гласные, меняющие как бы внутреннее склонение слова. Он приводит несколько таких пар: «бог - бег». Бог - это тот, кто может грозить, а бег - это способ уйти от этого наказания. Есть «Лес - лыс» и другие лексические пары и ряды.
Конечно, ученый-филолог к этому относится со скептицизмом, понимая, что тут нет никакой научной этимологии, но это этимология поэтическая, в ней есть способ расширения возможностей разных слов, имеющих, вероятно, какую-то связь. При их взаимодействии и возникает новый смысл.
Свобода обращения со словом и была главным моментом, благодаря которому Хлебников приобрел известность как вождь свободной русской поэзии. Каждый из поэтов (от Маяковского и Асеева, через Кирсанова - к Слуцкому и Вознесенскому), кто воспринял его идею языкотворчества, по-своему использовал эти приемы и расширил границы поэзии.
В начале века русская литература шла в общем русле с западноевропейской, поэтому в ней активно проявились модернистские (авангардистские) тенденции.
Русский авангард
Он не имел единой художественной программы или стиля, а включал ряд радикальных новаторских течений, сложившихся в русском искусстве еще в 1907-1914 гг. и достигших зрелости в первое послереволюционное десятилетие. Они решительно порывали не только с академическими традициями в искусстве, но и с недавно появившимся стилем модерн, радикально отказываясь от всего культурного наследия. Их целью было создание не только нового искусства, но и новой жизни.
Футуризм. В. Хлебников и В. Маяковский
Самым ярким течением русского литературного авангарда стал футуризм. Футуризм провозгласил революцию формы, независимой от содержания, абсолютную свободу поэтического слова. Стремясь создать «искусство будущего», футуристы декларировали отрицание не только традиционной культуры, ее моральных и художественных ценностей, но даже естественного языка, подменяя слова произвольными звукосочетаниями. Футуристы, отталкиваясь от символизма, искали путь к непосредственно данной действительности. Они разрушали границу между искусством и жизнью, между образом и бытом, ориентировались на язык улицы, лубок, рекламу, городской фольклор и плакат.
Это течение не было однородным и состояло из нескольких группировок, в том числе эгофутуристов (Игорь Северянин, Борис Пастернак ) и кубофутуристов (Велимир Хлебников, Владимир Маяковский), каждая из которых претендовала на роль единственного выразителя ценностей подлинного футуризма. Существовала еще одна группа поэтов-абсурдистов (Илья Зданевич, 1894-1975), сочинявших «заумную поэзию».
В своем манифесте с эпатирующим названием «Пощечина общественному вкусу» (1912) футуристы изложили теоретические основы своего мировоззрения, согласно которому слово выступало уже не как символ, не как средство проникновения в иные, «заповедные» миры, а как самостоятельный и независимый организм, развивающийся благодаря творчеству поэта и не имеющий никакой связи с обозначаемой им действительностью.
Поэтический язык представителей футуризма отдавал эзотерикой и выделялся эпатажными оборотами. Обессмысливая слово и тем самым лишая его коммуникативного содержания, теоретики и практики футуризма сводили его к произвольному выражению того или иного состояния свободной личности в непонятном для других наборе звуков, то есть к языку «для себя». В этом был положительный момент, так как это воспринималось как протест против трафаретного обеднения значения слов в обиходе, нацеливало на поиск новых словообразований, зачастую довольно любопытных («творяне» - творцы, «смехач» - смеющийся человек, «миларь» - милый человек и др.).
По своей культурной направленности футуризм выступал как своеобразный бунт против респектабельного буржуазного мировоззрения, против мещанства, хотя сам он и не выходил за границы буржуазного миропонимания.
Один из основоположников футуризма - Велимир Хлебников (наст, имя Виктор Владимирович Хлебников, 1885-1922) видел свою главную задачу в радикальной реформе поэтического языка. Для этого он считал необходимым сближение науки и поэзии, так как в результате будет создана «новая мифология» и «сверхъязык» будущего человека. К этому сверхъязыку Хлебников шел через разрушение классического стиха, через отказ от рационального слова-понятия, дробил его на составные элементы, наделенные размытым образным смыслом, складывал из них новые слова.
В. Хлебников
Кузнечик
Крылышкуя золотописьмом Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, линь, линь!» - тарарахнул зинзивер. О,лебедиво!
Как никто другой, Хлебников выходил за рамки поэзии и искусства, разрабатывал идею глобального переустройства мира. Данное направление его творчества нашло выражение в книге «Время - мера мира». Он мечтал о том, что в новом мире установится всемирное братство людей, будет восстановлена гармония людей с природой (поэма «Ладомир», 1919). Особую роль в переустройстве мира Хлебников отводил поэту. Он определял эту роль как миссионерскую, спасительную. Поэт виделся ему как некий тайновидец, открывающий путь к овладению числовыми «законами времени».
Владимир Владимирович Маяковский (1893-1930) - одна из самых неоднозначных фигур в истории русской литературы. Яростный сторонник революции, участник революционного движения, «канонизированный» после смерти советской властью, покончил с собой, и одной из причин самоубийства поэта стал, видимо, нараставший конфликт с этой властью. Маяковский не признавал стихотворные размеры, он придумывал для своих стихов ритм, который задавался в столбик, а с 1923 г. - знаменитой «лесенкой», которая стала «визитной карточкой» Маяковского. Лесенка помогла Маяковскому заставить читать его стихи с правильной интонацией, так как запятых иногда было недостаточно.
Крупнейшим произведением Маяковского 1910-х годов стала поэма «Облако в штанах» (1914-1915), которую он сам называл «катехизисом сегодняшнего искусства» и призывал в ней к свержению всех существующих ценностей - любви, Heкусства, религии, общественного строя. В этом поэт был солидарен с Ф. Ницше, идеями которого он очень увлекался в то время. Маяковский очень много выступал публично. Его стихи в большой мере предназначались для устной декламации и были рассчитаны как раз на авторское чтение в традиционалистски настроенной аудитории, вне которой не могли произвести подразумевавшегося автором шокового эффекта. Благодаря мощному голосу и блестящим артистическим способностям он стал явным лидером всех публичных выступлений футуристов.